– Тогда я дам денег на содержание пятерых, – упрямо сказала Констанс. – Сроком на один год. Чтобы кормить и одевать пятерых маленьких девочек, вряд ли понадобится много денег, – сказала она.
– Обещаешь? – спросила аббатиса.
– Обещаю.
Пока Констанс садилась на свою кобылу, тетя держала для нее стремя.
Маленькая аббатиса подошла ближе, оглянулась, чтобы удостовериться, что поблизости нет никого, кто мог бы подслушать их разговор.
– Для чего ты так подробно расспрашивала меня о Пьере Абеляре и его жене? Что за этим кроется?
Констанс изобразила бледное подобие улыбки.
– Да нет, ничего особенного. Просто мне было любопытно.
Тетя нахмурилась:
– Не надо мне лгать, у тебя это плохо получается. Женщина чаще всего не может говорить откровенно лишь по одной причине – из-за мужчины.
Прежде чем Констанс успела что-нибудь возразить, тетя добавила:
– Я знаю, что король дал тебе позволение не выходить замуж три года. Ты постоянно напоминаешь об этом всему миру. Но ты, видимо, не хочешь воспользоваться этой передышкой?
Констанс покраснела. Она дернула лошадь за гриву, та заржала и попятилась. Аббатиса отпустила поводья.
– Не будем говорить об этом, тетя. Да и какое это имеет значение? – Она почувствовала, что выдает свою тайну. – Все равно я никогда его больше не увижу.
Она медленно вывела кобылу из ворот на дорогу, где уже стояла в ожидании колонна рыцарей. Тут они с тетей простились. Констанс нагнулась, тетя благословила ее и поцеловала в холодную щеку. Туман начинал постепенно рассеиваться, день обещал быть ясным и морозным.
Отъехав от монастырей Святой Хильды и Святого Дунстана, они повернули на юг. Прогуляв в трактире всю ночь, рыцари двигались вяло, с трудом. Карсфу ездил взад и вперед вдоль колонны, на все лады ругая тех, кто продолжал дремать в седле. Он исподтишка поглядывал на Констанс, которая, однако, и сама держалась не слишком бодро.
«Как скучно без детей, – сонно подумала она. – Не с кем даже поговорить. Если, конечно, не сесть в задний фургон, вместе со служанками». Но она предпочитала ехать на своей кобыле.
Дорога пошла вниз, к болоту, под ногами лошадей вновь заклубился туман. Вдруг до них донесся стук копыт и звон уздечек. Карсфу крикнул, чтобы колонна приняла вправо.
Из тумана выехали рыцари, и отряд Констанс остановился у обочины, пропуская их. Незнакомцы молча продолжали ехать. Все в полированных стальных шлемах и в стальных кольчугах с белыми туниками поверх них. Все вооружены пиками с белыми флажками.
Странный, призрачный отряд. Слуги в фургонах смотрели на них с широко раскрытыми ртами, некоторые крестились. В тишине слышался лишь стук копыт, да падали сгустившиеся из тумана капли.
Незнакомцы смотрели прямо вперед, глаза у них были как каменные. Только их предводитель в шлеме с развевающимися белыми перьями взглянул бледными глазами на Констанс и тут же отвернулся.
Кто-то из людей Констанс тихо выругался. Через несколько мгновений десять больше похожих на призраков рыцарей скрылись в тумане.
Карсфу подскакал к Констанс. Она заставила себя улыбнуться.
– Это что, люди или загробные тени?
– Это германцы. – Он обернулся и посмотрел вслед уехавшим. – Провалиться мне на этом месте, если это не императорские рыцари. Но что они тут делают, в этих краях?
Констанс зевнула:
– Хвала богу и святым, что они ищут не нас.
Она ударила свою кобылу пятками. Им надо ехать и ехать, а привал они смогут сделать только в полдень. Констанс чувствовала себя не очень-то хорошо, странная грусть овладела ею. А, пожалуй, было бы неплохо иметь еще одного ребенка, промелькнула у нее мысль. После того как она убедилась, что ребенка не будет, она могла думать об этом спокойно.
Впереди колонны какой-то рыцарь завел песню. Солнце вдруг озарило болота ярким светом, и все вокруг засверкало от капель росы.
«Хорошо бы остановиться на привал еще до полудня», – подумала Констанс. Она боялась, что не выдержит долгой езды и уснет прямо в седле.
Перед большим залом в замке графа Харфорда стояла небольшая группа акробатов, фокусников и шутов. Те, что были одеты полегче, в частности акробаты, ежились под порывами холодного ветра, который кружил по двору и вдоль крепостных стен. Солнце уже садилось, становилось все холоднее.
Высокий белокурый человек в короткой атласной курточке катал по костяшкам пальцев медную монету, чтобы даже в этом холоде сохранить гибкость рук. И вдруг быстрым движением вытащил монету из уха карлика, стоявшего рядом с акробатами. Тот, не поворачиваясь, хлопнул себя по голове и злобно выругался.
Громкий смех в зале приветствовал появление комедиантов, размалеванных мужчин в париках и длинных платьях, которые должны были разыграть неприличный фарс под названием «Троянские женщины».
Тьерри де Инер увидел, как монета исчезла в пальцах жонглера, чтобы тут же появиться вновь.
– Вот это и называется ловкостью рук, – сказал он с восхищением. – Фокусы с монетами принесут тебе много монет. Однако не советую показывать эти фокусы Харфорду. Граф ненавидит фокусы, а вот графиня их обожает. Вытащи несколько монет из-за ее корсажа. Она достаточно стара, чтобы такой фокус привел ее в полный восторг.
Высокий человек некоторое время молча рассматривал его. Затем сказал:
– Де Инер?
Де Инер вгляделся в белокурого жонглера. Свет, пробивавшийся из открытой двери, падал на него лишь сбоку.
– Знакомый голос. Ба, да это же Сенред. Сенред! Да упасет нас от бед святой Георгий, что ты делаешь здесь, так далеко от Парижа?
– Я мог бы задать тебе тот же самый вопрос, – отпарировал жонглер.
– Врать не стану. Как и ты, пытаюсь чем-нибудь прокормиться. – Из-под своего длинного серого камзола Тьерри вытащил несколько трубочек тонкого пергамента. – Сейчас в Англии все буквально гоняются за всем, что носит на себе отпечаток хорошо образованного ума, хотя бы это и нагоняло на них скуку. Сперва я очень быстро читаю отрывки из «Метаморфоз» по-латыни, затем, со всякими драматическими прикрасами, – на французском языке, столь любимом знатью, после чего перехожу на саксонско-английский: это предназначается для задней части зала. А ты выглядишь совсем неплохо.
Тьерри внимательно осмотрел атласную куртку Сенреда, шерстяные бриджи и модные красные сапоги.
– Кроме фокусов с монетами, чем ты еще намерен сегодня заниматься?
– Мои одежды, которые кажутся тебе нарядными, – подарок от одного валлийского друга, – сказал Сенред. – Он где-то их украл, прежде чем возвратиться в свои родные горы… Если в зале будет достаточно спокойно, я спою отрывки из «Песни о Роланде». Это вдохнет смелость в тех, кто уже успел напиться, и пробудит в них желание выпить еще чего-нибудь покрепче. Я думаю, все это отнюдь не так трудно, как развлекать публику чтением стихов Овидия.
