На быстром совете, созванном утром второго дня преследования, Кукач предложил повернуть. Ясно было, что Ведунья прошла мимо клановых владений, так что пусть теперь с ней разбираются Джой и Лайк.
Совет звучал вполне резонно.
– Ты что скажешь, Тарни? – Весь разговор вёлся, конечно же, беззвучно.
Тарни, весёлый, с ярко-жёлтыми солнечными волосами, задорным курносым носом и бесчисленными веснушками, только пожал плечами.
– А што? Кукач дело толканул. Мы своё сделали. Можно и назад вертаться. Но вот только я бы весть Лайку подал. Нехорошо. Соседи всё ж таки.
– Знаю я всё, знаю, – ехидно вплёл Чарус. – Из-за той темноглазой небось.
– А хоть бы и так! – не стал отпираться Тарни.
– Всё равно сказать надо, – поддержал брата молчаливый обычно Гарни. – Не по-людски промолчать.
Кукач поспешил согласиться.
– У Тарни, конечно, не башка, а один сплошной охал, но сейчас он и впрямь верно сказал. Темноглазая там или нет – не знаю и знать не хочу. Но с кланом Лайка мы всегда в ладу были – так что негоже их оставлять в неведении, – закончил Твердислав.
Сообща решили идти дальше. Джейана волноваться не должна – всё же трех гонцов назад отправили! Через спокойные места давно уже добрались. Ничего, переживёт род несколько дней без вожака. Джейана не хуже всё сумеет управить.
Глава четвёртая
Когда Буян пришел в себя, уже смеркалось. Он лежал на дне какой-то заросшей ямины, уже не поймёшь – то ли начатого и недостроенного логова корогрызов, то ли следа охотничьих раскопок корнееда. Яма оказалась глубокой, сухой и чистой. Ни тебе ядовитой травы, ни зловредных лиан, вообще ничего.
– А дело-то твоё, парень, дрянь, – вдруг произнёс тонкий, противненький голосок.
– Кто тут?! – Буян ошалело подскочил.
Сверху, над ним, на самом краю, в развилке выпершего из земли древесного корня, удобно устроился щелкунчик. Не травяной, не из знакомых. Как бы дикий – на нём не девчонками клана сшитая одежка, а какой-то серый флер.
– Я, я. Не скачи так, – щелкунчик неприятно усмехнулся. – Не пугайся, не съем. Тебя другие и без меня съедят. Шутка. – И, видя перекошенную от ужаса физиономию Буяна, вновь разразился тонким, мерзким и злорадным смехом.
– Чего тебе? – прохрипел Буян. Рука его помимо воли искала что-нибудь потяжелее – запустить в наглеца! Обычно щелкунчики были неприкосновенны, и даже Неистовая не дерзала с ними связываться; но сейчас, когда он, Буян, уже не родович, а…
– Правильно, изгой, – вдруг кивнул щелкунчик. Распустил флёр, потрепетал крылышками и назидательно закончил: – А вот кидаться в меня я бы тебе не посоветовал. Плохо будет.
– А мне уже терять нечего, – прорычал Буян, сжимая кулаки.
– Ну, это ты не прав. У тебя ещё жизнь осталась, – заметил щелкунчик. – И я, собственно говоря, хотел совет тебе дать.
– Какой-такой совет?
– Ты, Буян, теперь изгой. Клан тебя отринет, не сомневайся. Твердислав-то, может, ещё бы и простил, а вот Джейана никогда. Она тебя самолично на съедение кособрюху отдаст. Так что возвращаться тебе, прямо скажем, теперь некуда. А в лесу ты один сгинешь. У тебя даже ножа не осталось.
Речи щелкунчиков обычно – один сплошной писк; однако ж этот умудрялся чуть ли не вещать, причем – проникновенно. И голос его уже не казался Буяну ни смешным, ни писклявым.
– А тебе-то что с того?
– Меня просили тебе помочь. У тебя есть один выход.
– Это какой же? – скривился Буян. Внутри всё стало как-то донельзя мерзко и гнусно. – И кто это в наших краях взялся такой добренький мне помогать?
– Кто взялся помогать – сам скоро поймешь. Мне об этом тут речи разводить недосуг. А вот что тебе теперь делать – скажу. Ступай на север. Обогнёшь ваше становище. Будь осторожен – Джейана землю и небо местами перевернёт, чтобы тебя схватить. Я тебе проводника дам. Оглянись, да только, – в голосе щелкунчика вновь зазвенела насмешка, – не слишком пугайся.
Буян осторожно повернул голову. Великий Дух! Так и есть! Ну и ну! У него разом вспотели ладони.
Вслед за Учителем этих существ называли «ламиями», хотя тот же Учитель всегда оговаривался, что «настоящие» ламии, мол, совершенно не такие. Здешние же почти ничем не отличались от людей, имея вид девчонок лет пятнадцати-шестнадцати, только чуть поменьше ростом и притом очень, очень, очень «соблазнительных». Появлялись они только летом, одетые более чем легко – в какие-то полупрозрачные драпировки из трав, так что очень даже полные груди едва не вываливались из вырезов, что же до длины – если ламия присядет, так «срам один», как говорила Фатима. Среди мальчишек, только-только начавших мучиться этим самым, шёпотом пересказывались истории о «добрых ламиях», которые, ежели их изловить, отнюдь не отбрыкиваются и не отбиваются, а очень даже хорошо…
Правда, ламии слыли созданиями редкими. Иногда они попадались среди свиты Ведунов и Ведуний, и тогда, ежели ламия оказывалась в руках клана, пощады ей ждать не приходилось – девчонки и девушки, твёрдо уверенные в том, что от этих ведуньиных потаскух их парни дуреют, теряют рассудок и прочее, попросту разрывали пленницу в клочья. Или сжигали живьём. Или закапывали в землю. Поэтому с девичьей стражей ламии бились насмерть, зачастую сами лишая себя жизни, если путей к спасению им не оставалось. Другое дело, если пленителями оказывались парни. После этого ламия частенько оказывалась на свободе, а вернувшиеся в становище воины в разговорах с подругами отчего-то ни словом не упоминали о том, какая им попалась добыча.
Разумеется, наслушался подобного и Буян.
Представшая ему ламия была невысокой, по плечо далеко не великану Буяну, рыженькой (совсем, как Гилви), с задорными зелёными глазами. При одном взгляде на вырез её платьица парень невольно сглотнул.
Ламия многообещающе улыбнулась.
– Она тебя проводит, – закончил свою речь щелкунчик. – Проводит до того места, которое вы, Твердиславичи, по недомыслию, именуете Змеиным Холмом. Ручаюсь тебе, змей там куда меньше, чем в тех лесах, что вы почитаете своими.
– Змеиный Холм? – Все мысли о ламии разом вылетели у Буяна из головы. Змеиный Холм! Логово Ведунов и Ведуний! Который уже год шли разговоры о том, чтобы объединить силы всех ближних и дальних кланов с заката, восхода, полудня и полуночи – с тем, чтобы раз и навсегда покончить с рассадником кровожадной нечисти, однако ещё ни разу разговоры эти не воплотились ни во что реальное.
– Это что ж, – пролепетал Буян. – Это что ж, мне к Ведунам идти? Да лучше я сам в болоте утоплюсь!
– Вот дурак! – покачал крошечной головой щелкунчик. – Не утопишься ты. Сил не хватит. Испугаешься перед Великим Духом своим предстать. А к Ведунам придешь – они тебя из-под его власти выручат. Знаю, знаю, что ты сейчас думаешь – небось превратят в слугу своего? Ошибаешься, милок, ошибаешься. Это ты сейчас у Джейаны в слугах ходишь, хотя уже и усы пробились и все такое. Это она тобой вертит как захочет. Ей и Твердислав не указ. А про Ставича со Стойко ты не думай. Что ты сделать-то мог? Молнию последнюю метнуть? Не округляй глаза, я не только это про тебя знаю. Ну, метнул бы ты её – и сам бы помер. А прикончила бы она тварь, что на вас напала, не прикончила бы – того ты знать не можешь. Я тебе по секрету скажу, чтобы ты не мучился, – не добил бы ты ее, даже если бы жизнь отдал, в последнее заклятье вложив.
