«Это что ж за клан такой?» – принялся мучительно соображать он. Как назло, на ум ничего не приходило. Он уже хотел по-тихому юркнуть в заросли и поскорее унести отсюда ноги, пока дело не кончилось новой кровью и новыми трупами; однако что-то заставило его задержаться. Буян залег в густые поросли ерника
[11]
и стал ждать развития событий.
Ожидание продлилось недолго. Из размалёванных ящиков появились какие-то посверкивающие предметы; их составляли вместе, так что получилось нечто вроде пирамиды высотой почти в человеческий рост. Раздалось гудение, словно где-то рядом во всю заработал крыльями здоровенный жук, размерами никак не меньше папридоя. Люди разбежались в разные стороны; пирамидка гудела всё сильнее и сильнее, а потом из-под неё внезапно брызнул чёрный земляной фонтан. Послышался короткий скрежет – и холм раскрылся. От вершины до подножия его рассекла глубокая темная трещина. Она стремительно расширялась, края её дрожали, Буяну показалось – это рвут живую, терзаемую болью плоть.
Наконец гудение и скрежет смолкли. Люди один за другим быстро-быстро посыпались вниз. Двигались они сноровисто и ловко – неприятно сноровисто и неприятно ловко. Это были бы страшные враги, вдруг понял Буян.
Но… во имя Великого Духа, что же они собираются там делать? Может, он, Буян, стал невольным свидетелем тайного бдения каких-нибудь особо злобных и кровожадных Ведунов?… Несколько мгновений парень прислушивался к своим ощущениям. Нет, не похоже. Не Ведунская эта магия, совсем не Ведунская (ему ли теперь не знать!). Но – тогда чья же? Может, эти существа – эльфы?…
От этой мысли сильно и с болью при каждом толчке забилось сердце. Он не может уйти отсюда, не удостоверившись! А вдруг это они? На гномов разломившие холм люди никак не походили, и, следовательно, оставалась только одна возможность. Эльфы!
Буян ползком выбрался из зарослей, двинулся к холму. Тем временем на поверхности возле блистающей пирамидки остался только один человек (или все-таки эльф?…)
«Надо б порасспросить его, что ли, – думал Буян. – Только б вот не испугался, да не начал бы кидаться молниями…»
Человек у пирамидки не обращал никакого внимания на творившееся вокруг. Всё его внимание было приковано к сверкающему чуду, раздвинувшему тонкие ноги над чёрной трещиной. Несколько больших ящиков сами собой вдруг поднялись в воздух и один за другим скользнули в расщелину.
Мало– помалу, крадучись, Буян одолел весь путь до самого холма. Теперь оставалось самое сложное -заговорить.
До человека у пирамидки оставалось не более десяти шагов, когда тот внезапно поднёс левую руку ко рту и быстро проговорил со странным акцентом:
– Северный-один к Первому. Начинаем свертывание динамической структуры по счету ноль.
В следующий миг Буяну показалось, что в него угодила небольшая молния, а сверху рухнула ледяная гора средних размеров. Резкий удар, сотрясший все его существо; и сразу за тем – ледяной смертельный холод. Казалось, его одновременно и плющит, и раздувает, и сжимает, и растягивает; голова закружилась, Буян ткнулся лицом в траву, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой (точнее – теми лапами, что дал ему Дромок).
Боль высасывала из него саму жизнь, силы уходили, как вода в прокаленный песок. Где-то под землей – чувствовал Буян – вправо и влево от расколотого холма катились злые волны этой боли, катились, выжигая на своем пути то неуловимое нечто, что давало ему, Буяну, силы жить. Он понял, что если немедленно не сделает хоть что-нибудь, чтобы остановить эти злые волны, то умрет, умрет последней смертью, самым страшным концом, какой только можно себе представить и о котором говорил Учитель – когда умирает не только твоё тело, но и твоя душа, ты весь обращаешься в ничто, гаснешь бесследно, как догоревшая лучинка, обращаясь в груду мёртвого мяса и костей.
Кажется, он застонал. Потом взвыл. Потом захрипел. Сильные когти пробороздили землю; не в силах встать, он пополз прямо к чёрной пасти провала. О человеке возле пирамидки он уже напрочь забыл. Туда, туда, вниз, где – чудилось ему – он найдёт избавление, там, под землей, колышется гладь незримого моря, окунись он в которое – и всю боль снимет как рукой.
А в уши настойчиво и нагло лез чужой голос, бубнивший чужие, мёртвые слова – говорил человек у пирамидки, обращаясь к какому-то Первому; несмотря на туман боли, заткавший разум, эти слова Буян разобрал и запомнил.
– Северный-два к Первому: ведём постановку заглушек… критические точки оконтурены… закольцовывание протекает успешно… Локация показывает отсутствие живых объектов…
Человек у пирамидки не замечал слившегося с землей Буяна. Зато изуродованный Дромоком парень внезапно понял – вот она, причина, его корежит и ломает именно потому, что эти типы в пятнистой одежде здесь что-то учудили – отчего Буяна и скрутило. Превозмогая боль, он приподнял голову – надо отползти подальше, быть может, тогда станет легче, но нет. Впереди воздвигся совершенно непреодолимый барьер. Казалось, Буян уткнулся лицом в раскалённые камни. Вытерпеть это было уже совершенно невозможно.
Хрипя, Буян пополз обратно, и тут взгляд его упал на оставшиеся позади заросли, те самые, где он укрывался, наблюдая за тем, как воздвигалась сверкающая пирамидка. И увиденное заставило его на миг даже забыть о боли.
Листва на прижавшихся к земле деревцах стремительно желтела. Невесть откуда налетевший ветер трепал быстро оголявшиеся ветви. На траву – кипрей, багульник, верейник (все названия – от Учителя) – словно выплеснули жёлтого сока, каким девчонки по осени красят себе наряды к празднику урожая. Стебли трещали и ломались под натиском ветра, словно невидимые косари задались целью очистить эти места от всякой растительности.
Буян повёл взглядом вправо, влево – везде одно и то же. Желтые листья; целая метель из желтых листьев и яростно терзаемые ветром голые ветви. Севернее же холма всё оставалось по-прежнему. От незримой границы на юг катилась смерть, в один миг делая работу, на которую матушка Осень обычно тратит целый месяц, а то и полтора.
И тогда Буяну стало даже ещё страшнее, чем в лапах Творителя Дромока.
Боль допекала. Глухо застонав, он перевалился через край расщелины. Скатился на дно по крутому склону – и тут внезапно стало легче. Намного легче, так что он даже смог встать и идти. Справа северный конец расщелины заканчивался чёрным тупиком, налево же, напротив, расщелина углублялась, превращаясь в настоящий тоннель. Где-то там, впереди, мерцал слабый зеленоватый свет.
Буян пошёл вперёд. Он видел не так много, но и увиденного хватило для одного несложного вывода – эти люди, раскрывшие холм, неважно, эльфы, гномы, Ведуны или кто-то ещё – посылают на юг нечто ужасное.
«Вот оно, твое искупление!» – вдруг подумалось Буяну.
Чем глубже уходил он, тем слабее становилась боль. Правда, до конца она так и не исчезла, но теперь он хотя бы мог сражаться.
Тоннель неожиданно уперся в поперечную галерею. И справа, и слева мерцал неяркий свет, но зато справа Буян увидел человеческую фигурку. Она сидела на корточках, роясь в каком-то ящике. Вытащив из коробки нечто короткое, тускло блестящее, человек ткнул этим в стену тоннеля – да так, что пол под ногами Буяна тотчас заходил ходуном, а по потолку прошла быстрая судорога, словно неопытный лекарь прижег рану раскалённым железом. Эта судорога отозвалась мгновенной волной боли; Буян застонал, не в силах сдержаться. Человек вздрогнул, выронил свой инструмент, повернулся…
