Мать, которую она принялась обрабатывать, поддавалась неохотно.
— Не приставай ко мне, пожалуйста, — сказала она с не свойственной ей горячностью. — Хватит нам неприятностей и без тебя.
— Каких неприятностей? — искренне удивилась Винни. — При чем тут неприятности? Денег и прочего у вас много, так?
Миссис Мабл на минуту ухватилась за эту соломинку, но поскольку актрисой она была неважной, то сбивчивое ее бормотание насчет того, что материально дела у них обстоят не очень-то, звучало крайне неубедительно, и, встретив недоверчивый взгляд дочери, она умолкла.
— Глупости все это, мама, — подвела черту Винни. И миссис Мабл покорно отступила.
— В общем, дорогая, дело не в деньгах. Отец дает мне столько, сколько надо.
— Сколько это в неделю? — безжалостно допрашивала ее Винни.
Миссис Мабл сделала последнюю попытку оказать сопротивление этой неумолимой юной леди, в которую вдруг превратилась ее послушная маленькая дочь.
— Не твое дело, — ответила она нервно. — Это, к твоему сведению, мой дом и ты не имеешь права указывать, как мне его вести…
— Не имею права? — взвилась Винни. — А если ты за два дня трижды кормила нас холодной ветчиной и один раз — соленой говядиной?.. Ты вообще-то помнишь, что завтра — Рождество? Мне с трудом верится, что ты приготовила на праздник что-нибудь вкусное! И посмотри на себя!.. Ты же одета хуже, чем три месяца назад, когда я в последний раз была дома. Я точно помню, что, когда уезжала, все аккуратно сложила, приготовила: только носи. У тебя же были такие прелестные платья. И… и…
Это был неудачный ход: ни Винни, ни миссис Мабл не могли еще спокойно вспоминать бедного Джона, из-за которого миссис Мабл минувшим летом должна была покупать себе, с помощью дочери, траурное платье.
— Оставь меня в покое, — со слезами на глазах сказала миссис Мабл.
Это были не только слезы скорби, но Винни они на время усмирили. Она смутилась и растерялась — и прервала свой допрос. Прервала как раз перед тем, как мать почти готова была открыть ей удивительную вещь: отец давал ей на хозяйство десять фунтов в неделю, она же тратила в лучшем случае два — меньше, чем до того, как они разбогатели.
Но Винни была упорна. После неудачи с матерью она решила попытать счастья у отца. Она рискнула даже нарушить его хмельное одиночество в гостиной.
— Папа, — обратилась она к нему. — Скажи, мы очень бедствуем?.. С тех пор, как ты не ходишь на службу?
Мистер Мабл устремил на нее отсутствующий взгляд. Потом в нем проснулась гордость — он гордился своим триумфом, о котором до сих пор в Сити ходят легенды… Дома же ни слова признательности он так и не услышал.
— Нет, — сказал он. — Денег у нас много.
— Тогда хорошо. Завтра — Рождество. Мне нужны деньги. Много. Мама еще ничего не готовила.
В затуманенном мозгу мистера Мабла шевельнулись какие-то образы прошлого. Он вспомнил, как заставлял Энни тратить деньги и как отчаянно она сопротивлялась.
Он послушно встал с кресла, с плохо гнущимися коленями прошел в угол, где стоял дурацкий позолоченный секретер. Непослушными пальцами он выдвинул один ящичек, достал чековую книжку и подписал чек.
— Банки закрываются в половине четвертого, — сказал он. — Так что поторопись.
Винни бросила на чек беглый взгляд. Там значилась сумма — сто фунтов.
— Спасибо, — сказала она и, выходя, велела матери надеть шляпку.
Миссис Мабл давно так не суетилась и не волновалась, как в этот день. Сначала они мчались по улице к остановке автобуса, идущего на Рай-лейн. Потом бежали в банк, чтобы успеть получить деньги. Винни сунула в свою сумочку купюры с таким видом, словно привыкла, что у нее там лежат сотни фунтов. После этого они носились по магазинам, смешавшись с предрождественской толпой, и хватали все, что миссис Мабл забыла купить: и товары на каждый день, и вещи, которые нужны только на Рождество. Они едва не падали от усталости, когда Винни остановила такси, словно посланное им самим небом, и затолкала туда мать вместе с кучей больших и маленьких свертков.
Но Винни этого было мало. На следующий день, в сочельник, она заставила мать приготовить индейку и разогреть рождественский пудинг, который они купили готовым. Она добилась, чтобы к ужину стол застелен был чистой скатертью и сервирован серебром. Затем она вручила отцу и матери подарки, приобретенные на их же деньги, и показала, что купила себе. Она украсила весь дом омелой и остролистом. А когда прошло Рождество и родители готовы были вздохнуть с облегчением, она принялась обходить дом, методично пытаясь навести порядок. Беркширская школа гордилась тем, что успешно учила своих воспитанниц домоводству; конечно, она не могла учитывать случаи, когда хозяйка, получая на свои нужды тридцать фунтов в месяц, не допускает в дом ни прислугу, ни уборщицу. Винни, привыкшая к другим порядкам, просто стала в тупик.
В общем, ей удалось, не добившись никаких радикальных изменений, основательно напугать родителей. Мистер Мабл давно уже чувствовал себя несчастным, но состояние это, по крайней мере, не требовало от него никаких усилий. Он жил, словно двигаясь по определенной колее; колея эта, благодаря своему постоянству, уже есть существенное облегчение для того, кто живет в тени виселицы. Естественно, что Мабл выходил из себя, когда колею эту приходилось, пускай на короткое время, покидать. Он привык питаться кое-как, другие же стороны быта его никогда не интересовали. Он давно уже перестал гордиться своей ампирной мебелью… Винни, с ее энергией и желанием сделать все по-своему, смущала и раздражала его. Хотя он не отдавал себе в этом отчета, до сих пор пассивность жены его устраивала: он знал, что чем меньше она суетится, тем меньше шансов, что она выдаст хранимую в сердце тайну. И тут на них сваливается Винни и хочет все перевернуть. Это очень не нравилось ему. И не понравилось еще больше, когда он заметил, что она неодобрительно смотрит на его пристрастие к виски и явно раздумывает, как бы вмешаться.
К счастью, Винни была сделана не из того теста, чтобы добиваться своего любой ценой. В этом смысле она похожа была на отца: способная сделать большое усилие и многого при этом достичь, она спустя какое-то время сдавалась и опускала руки. Активность ее постепенно сошла на нет, и вскоре она поймала себя на том, что бродит по дому так же бестолково и полусонно, как мать, и все валится у нее из рук. И еще она поняла, что ужасно скучает.
Правда, ей и на сей раз удалось привести в какой-никакой порядок материн гардероб, и она, где лестью, где уговорами, убедила мать надевать красивые платья, в беспорядке валявшиеся в спальне. Наведя в доме — с помощью метода, который ей за два года вбили в голову в школе, — относительную чистоту и разложив по местам вещи, Винни обнаружила, что интерес к домоводству в ней стремительно угасает и что жизнь в доме 53 по Малькольм-роуд невыносимо скучна.
Она послала несколько писем школьным подругам. Не важно, что она в них писала: правду ли, выдумывала ли что-нибудь о болезни — разумеется, не о заразной — или об атмосфере несчастья, царящей в доме… Важно, что своей цели она достигла. Вскоре ей пришло сразу два письма, в которых ее приглашали провести остаток каникул в гостях.
