Мину смотрит на родителей. Она никогда не сможет им объяснить, никогда не сможет сказать правду.
«Это моя тайна, — думает Мину. — У меня нет выбора».
Она не хочет оставаться здесь вдвоем с папой. Может быть, удастся уговорить маму остаться? Но и эта альтернатива не лучше.
Три страдающих человека в одном доме.
— Я бы хотела поехать с тобой, но не могу, — произносит она тусклым голосом. — Я не могу рисковать своими оценками в середине второго курса. К тому же у меня наконец появились друзья. Я не хочу от них уезжать.
— Необязательно принимать решение сейчас… — начала мама.
— Я уже приняла решение, — сказала Мину и заставила себя поднять глаза от стола. — Я не передумаю. А ты езжай. Я все понимаю.
Мама покачала головой.
— Подумай, — сказала она. — Ты можешь, когда захочешь, навещать меня в Стокгольме. А я обещаю часто приезжать домой. Мы с папой не разводимся, просто поживем некоторое время раздельно.
— Понятно, — сказала Мину, глядя в пол.
— Мину… — начал папа, но Мину прервала его:
— Я хочу побыть одна.
Она поднялась на второй этаж, остановилась возле ванной комнаты и посмотрела на ванну. Вспомнила то, что случилось прошлой зимой. И как будто вновь услышала голос, который звучал в ее голове, предупреждая о том, что произойдут большие изменения.
Изменения к худшему.
Очень серьезные изменения к худшему.
III
42
Ида остановилась в дверях кухни.
Здесь все выглядело так, как было полгода назад, до потопа. Отремонтированная кухня сияла белизной.
Ида всегда гордилась своим домом. Но в последнее время с ней что-то происходит. Иногда ей кажется, будто их белый дом залит молоком. И туман за огромными окнами — это тоже молоко, которым кто-то затопил мир.
Туман. Всю зиму и осень туман висел над Энгельсфорсом почти каждый день. Снег падал и таял, едва касаясь земли. Только под Новый год продержался чуть дольше.
За столом сидит семья Иды. Мама с папой едят хлебцы. Лотта подняла колени так, что лица почти не видно. Она о чем-то тихо разговаривает с Расмусом, оба смеются.
Глядя на свою семью со стороны, Ида понимает, что очень любит их всех. Маму с папой. Сестру. Брата. Сейчас они вызывают у нее настоящую любовь. Вот бы сохранить это чувство, сберечь его.
Прижав к груди учебник французского, Ида входит в кухню.
— Доброе утро, — говорит она, мама и папа что-то бормочут в ответ.
Ида кладет кусок хлеба в тостер, случайно касается рукой его металлического корпуса, получает удар током. И чертыхается про себя. Ну что сегодня за день! Сначала зарядка для мобильного. Потом фен. И вот теперь тостер. Ее магический элемент — металл — взбесился от этих ежедневных туманов.
Хлеб выскакивает из тостера, Ида осторожно берет его, стараясь не коснуться прибора. Тонко-тонко намазывает маслом и садится к столу.
— Хорошо спала? — спрашивает мама, пододвигая к ней чайник.
— Не помню, значит, хорошо.
Ида хотела пошутить, но маме ответ явно пришелся не по душе. Ну вот, считай, утро испорчено.
— Тебе сегодня нужна машина или я могу поехать на ней в школу? — еще раз пытается пошутить Ида.
— Нет, мне нужно в магазин.
Ида кивает, открывает учебник и начинает повторять спряжения глаголов.
— Я просила тебя не читать за столом, — говорит мама.
— У меня контрольная, — отвечает Ида. — Хочешь, чтобы я получила двойку?
— Мама, Ида опять вредничает, — ноет Расмус.
Папа откладывает свой хлебец и смотрит на Иду.
— Что за негативный настрой? — говорит он, обращаясь к Иде.
— Лучше представь, как ты получаешь назад контрольную, а в ней — одни плюсики, — заявляет Лотта.
— Лучше я просто подготовлюсь как нормальный человек, — отвечает Ида.
С демонстративно независимым видом она отпивает глоток чая, чувствуя на себе взгляды всех сидящих за столом.
Только не надо сейчас затевать разговор про «Позитивный Энгельсфорс», — думает Ида. — Я умру, если опять услышу про этот «ПЭ».
Интересно, много ли «нормальных людей» в городе продолжают готовиться к контрольным? Впечатление такое, будто большинство уже стало рассуждать, как Лотта.
Мама с папой присоединились к «Позитивному Энгельсфорсу» спустя несколько недель после осеннего барбекю. Не потому, что поверили в их идеи, а потому, что такая философия была очень удобна. Она позволяла не реагировать на просьбы и жалобы подчиненных, объяснять родителям мальчика, которого Лотта обижала в школе, что он распространяет вокруг себя негативную энергию.
Кроме того, это был вопрос репутации. Вокруг Хелены и Кристера Мальмгрена собралась городская элита. Те, кто не участвовал в организации, считались изгоями. Это уже почувствовала на себе Ида.
Эрик и Кевин говорят только о «ПЭ». Робин и Фелисия с Идой вообще не разговаривают, но активно участвуют в работе организации. Юлия по совету Иды пока не вступила в «Позитивный Энгельсфорс», но не надо обольщаться — это просто вопрос времени.
Тогда Ида останется одна.
Она уже несколько раз спрашивала Книгу, почему ей нельзя вступать в эту организацию. Но ответа не получила. Похоже, покровители не хотят с ней общаться.
Иногда Ида готова плюнуть на все договоренности. Не в ее характере плыть против течения. Она любит быть в первых рядах.
Раздается звонок в дверь, Лотта спрыгивает со стула и бежит в прихожую.
Ида делает большой глоток чаю и притворяется, будто очень занята французскими глаголами.
— Это Эрик! — кричит Лотта, пританцовывая впереди него.
— Доброе утро! — говорит Эрик.
Все, кроме Иды, приветливо с ним здороваются.
— Ну как, Эрик, ты готов к Празднику Весны? — спрашивает папа.
— А как же! — отвечает Эрик. — Нас ждут светлые времена. В прямом и переносном смысле этого слова.
Его щеки красны от холода, под носом висит большая капля.
— Похоже, в центре «ПЭ» соберется много народу, — говорит мама.
— В школе тоже, — кивает Эрик. — Все будут там. Кроме Иды. Потому что она не член «Позитивного Энгельсфорса».
Мама с папой поворачиваются к Иде.
Она захлопывает книгу.
— Я еще не определилась, — заявляет она, не дожидаясь начала дискуссии. — Сейчас зубы почищу, и пойдем.
Она поднимается к себе в комнату. Слышит, как внизу Эрик, мама и папа обсуждают предстоящий Праздник Весны. Креветки, живая музыка в помещении центра. И праздник для учеников в спортзале школы. Эрик — один из организаторов мероприятия. Еще бы. С тех пор как осенью Хелена провела коучинг для хоккейной команды, он — один из ее самых верных подданных.
