Рвется наружу.
Мину разрешает себе расслабиться. Выпускает рвущийся наружу черный дым. Быстрый, густой и шелковистый, он тянется прямо к Книге Узоров.
Лежащая на полу Книга сама собой резко раскрывается. Страницы начинают перелистываться. Все быстрее, быстрее. И вдруг останавливаются.
Черный дым зависает в воздухе над Книгой. Ждет.
Мину задает вопрос.
Как нам победить на суде?
Знаки элементов начинают складываться в четкий узор.
Мину видит знаки и видит то, что за ними стоит.
Ответ Книги не до конца понятен ей.
Но теперь она знает, что им нужно делать.
49
— Ух, как я не люблю это место, — говорит мама Анны-Карин, когда они входят в вестибюль дома престарелых.
Анна-Карин с ней согласна. Она скучает по дедушке, но приходить сюда не любит. Звуки, запахи, сама обстановка вызывают тяжелые чувства. Дом престарелых «Сульбаккен» в городе называют последним приютом. Конечной остановкой.
Они идут к лифту, мама нервничает, теребит на пальцах кольца.
— Лучше умереть, чем оказаться в таком месте, — говорит мама, нажимая кнопку вызова.
— Почему же ты оставила здесь дедушку? — спросила Анна-Карин. — У нас ведь есть свободная комната.
Мама моргает. Она не ждала такого вопроса.
— Квартира не приспособлена для жизни человека в инвалидном кресле, — говорит она, когда лифт останавливается на нужном этаже.
Она идет впереди, Анна-Карин за ней.
— Я проверяла, — говорит Анна-Карин. — Ширины дверей хватает, и если убрать пороги…
— Анна-Карин… — прерывает ее мама.
Она останавливается. Вздыхает. Опять крутит на пальце кольцо.
— Я не могу, — говорит она.
— Но я…
— Ты целый день в школе, — говорит мама. — А я… я не могу.
Она поднимает глаза и встречается взглядом с Анной-Карин.
— Я не могу, — повторяет она.
Анна-Карин не знает, что сказать. Она знает, что это правда. Мама не может. Как бы Анна-Карин ни хотела, чтобы все было иначе, мама не может.
— Я знаю, — говорит Анна-Карин.
Мама кивает. Из комнаты доносится громкий старческий голос, разговаривающий по телефону.
— Но, мам… — голос Анны-Карин срывается, — мамуль, почему ты не обратишься за помощью? Так же нельзя…
Мама качает головой:
— Я такой человек. Я всегда была такой. И ничего с этим не могу поделать. Я стараюсь справляться сама, как умею.
В голове Анны-Карин все кипит. Она может привести маме тысячи доводов, но какой в них смысл, если она все равно не слушает.
— Мне нужно покурить, — говорит мама, легко касаясь руки Анны-Карин. — Иди, я приду.
— Хорошо, — отвечает Анна-Карин, и мама скрывается в лифте.
В дедушкиной гостиной никого нет. Анна-Карин уже хочет развернуться и отправиться на поиски, когда слышит из спальни его голос:
— Девочка моя, это ты?
Анна-Карин входит. Дедушка лежит на кровати в пижаме. Одеяло натянуто почти до подбородка. Жалюзи закрыты.
— Ты почему лежишь? Они что, не помогли тебе подняться?
— Помогли. Но я очень быстро устал.
Его рука высовывается из-под одеяла и машет Анне-Карин подойти ближе. Девушка садится на стул возле кровати, стараясь не думать, каким слабым и старым выглядит дедушка. Таким он был в больнице сразу после пожара.
Что будет с дедушкой без нее? Покровители объяснили Мину, что надо сделать, чтобы выдержать судебный процесс. Но они не сказали, как этот ритуал действует. Если он вообще подействует.
— Мия с тобой?
— Да. Она сейчас покурит и придет.
— Хорошо. Мне надо с тобой поговорить. — Он взял ее за руку. Его пальцы были ледяными. — Что-то происходит у нас в Энгельсфорсе. Я давно это чувствую. Но в последнее время все стало намного хуже.
Анна-Карин положила свою руку поверх дедушкиной, стараясь ее согреть.
— Ты ведь об этом тоже знаешь, да? Только мне не рассказываешь… Кто-то хочет тебе зла…
Анна-Карин опускает глаза. Дедушка крепче сжимает ее руку:
— Я очень хочу знать, в чем дело. Но не хочешь говорить, не надо. Есть вещи, с которыми человек должен справиться сам. Однако послушай…
Он облизал сухие губы.
— Хочешь попить? — спросила Анна-Карин. Дедушка нетерпеливо покачал головой.
— Мой отец был провидцем, — сказал он. — А у меня вещие сны были только дважды. Первый раз прямо перед тем, как ты родилась.
Дед косится на дверь, потом понижает голос почти до шепота:
— Мне снилась луна над Энгельсфорсом. Она была красной от крови, пролитой мальчиком с темными волосами. Девочка, на долю которой пришлось много испытаний. Но она была сильной. Сильнее и мужественнее, чем она думала. И она была не одна. У нее были друзья. Ты знаешь, о ком я говорю, Анна-Карин?
Горло девушки перехватило. Она смогла только кивнуть.
— А сегодня ночью я опять видел сон. Который не был сном. Я находился в пограничном мире между жизнью и смертью. И встретил там девушку с веснушчатым лицом. Она умерла сотни лет назад, но осталась в этом пограничном мире. Она хотела мне многое рассказать, но не смогла. Сказала только, что вам нужно примириться с самими собой и друг с другом, раз и навсегда. Вы должны сделать это вместе. Дорога, которой вы идете, темна и опасна. И когда вам встретится тот, кто получил благословение демонов, вы должны полностью доверять друг другу, у вас не должно быть друг от друга тайн.
— Демоны… — повторила Анна-Карин. — Дедушка, что ты про них знаешь?
Дедушка опять покосился на дверь:
— Ничего, я просто повторяю ее слова.
— А она сказала, кого благословили демоны?
— Нет. Может, не знала, может, не могла сказать…
В коридоре послышались тяжелые мамины шаги.
— Спасибо, что рассказал, дедушка, — шепнула Анна-Карин.
* * *
Ида знала, что делает неправильно. И все равно осталась обедать с Эриком и его семьей. А потом он опять спросил, пойдет ли она с ним в «ПЭ».
Что-то в голосе Эрика подсказывало Иде, что вопрос задан неспроста. Отказаться, конечно, можно, но это будет означать разрыв. Не на день, вообще.
Эрик просиял и обнял Иду, услышав ее «да».
И вот теперь они идут по улицам. За руку. Как пара влюбленных.
Приятно было порадовать Эрика. Забыть в кои-то веки про Книгу, предостережения Матильды и Избранниц. Делать то, что хочется ей самой.
