– Нет, – возразил Фридрих тихо, – не особенно. Разница в летах все же сказывается, и мне порой кажется, что подле меня сразу двое радетельных папаш. С Ульбрехтом проще: он меня поучает, не особенно церемонясь и не скрывая своего снисхождения.
– Ваше Высочество… – начал фон Редер, и наследник перебил его:
– Бросьте, Ульбрехт. Я вас не порицаю. Это ваша работа… И вот эти двое, святой отец, для меня и есть образцы верного католика и настоящего рыцаря. Не слишком высокие образчики, верно?
– Почему же, – возразил Бруно, – вполне. Хотите, я вам скажу, Ваше Высочество, кто меня привел к истине? Тоже можете не поверить.
– А я знаю, – с заметным самодовольством отозвался Фридрих. – Вы были выкуплены когда-то Конгрегацией и находились при майстере Гессе как подневольный, но когда получили свободу, решили остаться на службе.
– Вкратце – да, – согласился помощник с усмешкой. – А детали таковы: когда-то я увидел этого человека, тогда еще мальчишку, как и я сам, готового идти на всё, вплоть до потери собственной жизни, за то, чему служил. За веру, за справедливость… да, и за милосердие. Мне тогда показалось, что если даже такой неприятный typus способен на жертвы, значит, это, наверное, дело стоящее.
– Видимо, не показалось.
– Видимо, да. И я нашел себе место в жизни.
– Вы его выбрали, свое место, – вздохнул наследник. – А я выбора не имею. Я просто должен буду стать тем, кем должен. Но смогу ли?
– Что выбито над воротами этого лагеря, Ваше Высочество? Наверняка майстер Хауэр не единожды задавал вам этот вопрос.
– «Debes, ergo potes»
[88]
.
– Вот и всё. Необходимость лучший учитель.
– Как у вас все просто, святой отец… Я почти уже привык к этому, – продолжил Фридрих спустя мгновение безмолвия. – К тому, что от меня вскоре будет что-то зависеть. Но мне, как видно, придется привыкать и к тому, что за мной будет ходить смерть; ходить будет за мною, но касаться других.
– «Cadent a latere tuo mille et decem milia a dextris tuis ad te autem non adpropinquabit»
[89]
, – проговорил Бруно размеренно. – Такова ваша судьба.
– Неприятная судьба.
– Империя требует жертв, Ваше Высочество. Она требует жертвы от вас: вы должны строить свою жизнь исходя из ее блага. Она требует жертв от других: одни должны будут страдать, другие смиряться, третьи – погибать.
– А что-то менее мрачное хоть кому-нибудь полагается?
– Скорее всего – тем, кто будет после нас. Остерегу вас, Ваше Высочество, от надежд увидеть плоды своих усилий на вашем веку. Если кто-то скажет вам, что это непременно свершится – берегитесь его: он желает вам зла. Но если кто-то скажет, что этого не будет точно, – бойтесь его не меньше: он уже творит зло.
– И кому же верить?
– Лучше всего, кроме Бога – никому, – ответил Бруно и усмехнулся: – Вы ведь этого ответа от меня ожидали?.. А я и не стану изыскивать других. Верьте Ему и отчасти себе. И тогда люди будут верить вам.
– Почему он это сделал, святой отец? – внезапно прервав собеседника, спросил Фридрих тихо. – Я столько слышал о бойцах зондергруппы, я был убежден, что это… особенные люди, которым не страшно ничто и никто не страшен. Как было возможно много лет служить Конгрегации, Церкви, Богу и людям, при том на деле будучи ненавистником всего этого? Быть может, ненависть есть только ко мне? Я… Знаете, я уверен, что майстер Гессе найдет виновника. Не сомневаюсь в этом. Но я даже не знаю, хочу ли слышать, что он скажет, когда его спросят: «Зачем?» Вот вы – вы сами – верите ли в то, что зондера можно подкупить или запугать? Я не верю. И трус не стал бы этого делать так, здесь, в том месте, откуда не убежать, где не спрятаться. Стало быть, он готов и к этому.
– Я не знаю, что вам ответить, Ваше Высочество, – проговорил помощник. – Одно достоверно: вы сами, лично вы как человек, тут ни при чем. Политика, и не более. Ничего личного. Что же до того, «зачем»… или, точнее, «почему»… На это я ничего не могу сказать вам. Я не следователь, а лишь помощник следователя, притом не самый одаренный. Откровенно говоря, я сам в некотором смятении, ибо то, как было все сделано, мало похоже на выверенную работу наемника. История показывает нам, что так действуют лишь в двух случаях. Нагло, открыто, порой даже не скрывая исполнителей, – так убивали итальянцы своих правящих родичей; убивали, занимали их место, измышляли обвинение и через него уж post factum оправдывали свои деяния. У нас, слава Богу, этакие забавы не в чести…
– А второй случай?
– Второй… Так поступают «люди из толпы». Неподготовленные, не взвесившие всех возможных вариантов, не продумавшие свои действия. Все происходящее напоминает мне что-то схожее. Бывало, что при явлении в людных местах высокородных правителей недовольные их правлением люди бросались на них с ножами, а то и с голыми руками, с криком и без оглядки… Так поступают от отчаяния. Но, как вы верно заметили, Ваше Высочество, бойцы зондергруппы – это…
– Такие же люди, как и все, – оборвал его Курт, открыв глаза, и рывком сел на скамье. – Тренированней, крепче, сильней. Но не более того.
– И давно вы не спите? – с неприязнью и подозрением осведомился фон Редер, и Курт отмахнулся, поднявшись и расправив отдавленную жестким деревом спину:
– Достаточно для того, чтобы услышать главное.
– И что же было главным?
– Версия моего помощника, разумеется.
– Ого, – отметил Бруно, косясь на свое начальство с подозрением. – Я, оказывается, гений.
– Да ничего подобного, – отмахнулся Курт и, упершись ладонями в поясницу, с наслаждением потянулся, поморщась от нытья в лопатках. – Ты не гений. Ты пророк. Id est – несешь всякую ересь, неосмысленно вываливая в пространство информацию, которую вкладывают в твою голову свыше.
– Я оставлю без внимания твое нелестное мнение о моей персоне, отмечу лишь, что ты назвал ересью привнесенное в мои мысли свыше.
– Ересь – это то, что рождается в твоей голове, а полезная информация – крупица истины в этой ереси. Истину же ты выдаешь мимоходом, не замечая и не видя…
– И что же такого сказал ваш помощник, майстер инквизитор, что вы сочли это божественным вмешательством? – недовольно уточнил фон Редер. – Просветите нас.
– Мне нужен Альфред, – не ответив, сообщил Курт. – Посему я просил бы вас поднять одного из своих людей и отправить за ним.
– Вот как? И вы не опасаетесь позволить моему человеку в одиночку бродить по вашему тайному лагерю?
Курт вздохнул с показным утомлением, присев к столу напротив наследника, и скучающе перечислил:
