– Нет, Альфред, не разобрался. Но Бруно подал мне идею, которую я хочу испробовать.
– Подозрения?
– Скорее, предчувствия.
– Предчувствия? – переспросил инструктор, на миг опешив. – Ты намерен шерстить моих парней, повинуясь предчувствиям?
– Просто ответь на пару вопросов, – оборвал его Курт так мягко, почти сострадающе, что тот скривился, точно от боли. – Вопросов немного, и они просты.
– Задавай, – выговорил Хауэр, скосившись на молчаливого наследника. – Слушаю.
– Primo, – кивнул Курт. – Я снова спрошу, как каждый из зондеров попал в лагерь. Все ли оказались здесь лишь потому, что настал их черед проходить переподготовку, или есть исключения?
– Никто не был отряжен сюда по его просьбе, если ты об этом. Никто из них не просился в лагерь, никто не намекал, что ему не помешало бы размяться или усовершенствовать навыки; такое, бывает, происходит, однако не на сей раз.
– Id est, все, каждый из них должен был оказаться здесь в соответствии с расписанием, составленным давным-давно, в каковое расписание в последние пару месяцев не вносилось никаких изменений?
– Не совсем, – на миг замявшись, ответил Хауэр, и королевский телохранитель шумно и с возмущением выдохнул, точно разбуженный бык. – Однако, – повысил голос инструктор, не дав тому вставить слово, – никто не влиял на решение Келлера отправить его сюда!
– Кого? – уточнил Курт. – Имя, Альфред. И подробности.
– Таких двое, – вновь не сразу отозвался инструктор. – Уве Браун и Хельмут Йегер. Оба направлены Келлером не по их просьбе, не по их воле, а Йегер так и вовсе устроил сцену, как мальчишка, когда его сорвали со службы.
– Рассказывай, – поторопил его Курт, и тот вздохнул, вновь скосившись на Фридриха:
– Ладно… Йегер пару лет назад женился. Связался с девицей в одной из деревень, где зондергруппа проводила операцию; слово за слово… около двух лет назад была свадьба. С год назад она родила. Посему со службы его было велено отпускать чаще прочих, чтобы сынок хоть знал, как его отец выглядит. Месяца три назад он побывал дома…
– И? – уловив очередную заминку в голосе инструктора, подстегнул Курт.
– Произошла неприятная история. Брали малефика. Типичная мразь, запасшаяся дурными книжками про Сатану и силы его, для которых, само собой – догадайся, кого на алтаре резать надо было… Достоверно было известно о двух убитых младенцах, но явно их было больше; сколько – парни не знают, ибо сдали его вашему брату следователю для дальнейших расспросов. Но когда брали, Йегера сорвало. Вернулся-то из дому только пару дней как, только что сынишку своего на руках держал, а тут эта гнида умудренная… Если б тот хоть как-то попытался отбрехаться; так нет, начал нести какую-то чушь о высших силах… и ляпни, что, мол, это просто крестьянские кутята… В общем, парни Йегера еле от этого гада оттащили, чуть руки не вывихнули. Но Йегер эту мразь оприходовать таки успел, потом лекарь, говорят, его выхаживал, чтоб до допроса дожил… Келлер утащил парня в сторонку, побеседовал по душам и счел, что ему надо привести мозги в порядок. Дом, жена, семья – это хорошо, но ради душевного здравия надо было от этого чуток устраниться. И было решено, что мой лагерь – самое то. Йегеру тогда совсем кровлю сдвинуло: наорал на Келлера и пару слов не тех сказанул ему… Парни шепнули мне на ушко, что он тогда испугался – не уберут ли его со службы вовсе как морально непригодного. Упирался сюда ехать до последнего; посему, Гессе, что б ты там ни заподозрил, но…
– Второй, – оборвал его Курт. – Уве Браун. Он как тут оказался?
– С этим еще проще: по ранению. Был ранен, серьезно ранен. На ноги поставили, но поврежденное плечо должным образом работать отказывалось. Эскулап при группе сказал, что необратимых повреждений нет, надо просто разрабатывать мышцы и вообще недурно бы дать большую нагрузку на организм, нежели рядовая ежедневная тренировка. Возиться с ним там никто не станет, да и как нагрузят… Словом, поскольку expertus по тренировкам имеется, для чего изыскивать какие-то иные пути? И его приклеили к тем, кому пора была отправляться в лагерь в свой черед, вместе с Йегером.
– Когда все это случилось?
– Еще летом. Это сто лет назад, Гессе. А все прочие оказались здесь, как ты верно предположил, согласно расписанию, составленному не один год тому, и не менялось оно с тех пор ни разу.
– Когда конкретно летом?
– В июне. В начале июня. В середине июля он уже был здесь вместе с прочими.
– Фридрих, – окликнул Курт, обернувшись к наследнику и успев увидеть изумление в глазах Хауэра. – Когда было принято окончательное решение о том, что в лагерь вы все же едете?
– Отец сказал мне об этом в середине июня. Но это мне; неизвестно, были ли к тому времени осведомлены все прочие, узнал ли я об этом последним или первым.
– Итак, наследник здесь около двух месяцев – с конца июля, – подытожил Курт. – Если кто-то желал оказаться тут, создав видимость своей непричастности, он должен был явиться за некоторое время до прибытия своей цели. Значит, подготовка к этому должна была начаться загодя. То есть была известна точная дата отъезда, что окончательно снимает подозрения с капеллана, которого явно не ставили в известность о таких подробностях до последнего; но не в этом суть. Суть же в том, что времени на подготовку у наших противников было предостаточно. В том числе на то, чтобы устроить ранение одному или нервный срыв другому, подгадав это под сроки отправки очередной группы в этот лагерь.
– Подстроить что? – хмуро переспросил Хауэр. – Ранение? Ну, положим, это можно было бы сделать, но ранение было получено на операции. Это означает, что надо подстраивать и саму операцию, то есть малефика найти и сделать так, чтобы его вычислили, и дать его схватить…
– Жертвовали фигурами и крупней, Альфред.
– Но уж Йегера-то исключить можно! Его направили сюда в дословном смысле помимо его воли.
– Если я, будучи бойцом зондергруппы, поведу себя неадекватно, но не настолько, чтобы меня сразу же поперли, что сделает Келлер? – спросил Курт, и инструктор, запнувшись, поджал губы. – Вот так-то…
– Ну, положим, – с усилием согласился Хауэр. – Положим, так. Но что ты намерен делать теперь? Устроить тут допросную в подвале и тянуть жилы из обоих, пока один не признается?
– Если придется, – коротко отозвался Курт и, перехватив взгляд инструктора, вздохнул: – А дальше вот что, Альфред. Бруно здесь обмолвился, что все произошедшее устроено в некотором плане непрофессионально. Явно была проведена разведка, была собрана информация, подготовка прошла на уровне, а вот само покушение – нет. Бруно сказал верно: складывается ощущение, что попытка эта была предпринята от отчаяния. Словно за дело взялся горожанин, решивший покуситься на высокопоставленную персону вчерашним вечером, словно крестьянин, внезапно осознавший, что во всех его бедах виновен его барон, и решивший броситься на него с кухонным ножом… А что приводит человека в отчаяние?
