– Номер девятьсот восемьдесят три, – произнесла она с облегчением. – Особые полномочия.
– Чтоб мне провалиться… – ошалело выдавил фон Вангенхайм, и Адельхайда болезненно усмехнулась, привалившись спиною к стене и прижав к груди ладонь:
– Это было бы несвоевременно, Эрвин. Хотя, возможно, вы повторите это, когда майстер Сфорца выскажет вам все, что думает о ваших следовательских потугах.
– Вам дурно? – обеспокоенно спросил фон Нейдгардт; она отмахнулась:
– Перенапряжение, только и всего. Внутренний ушиб: тем взрывом меня ударило оземь… Что же вы, господа агенты без Знака, вздумали лезть не в свое дело? Вашей обязанностью является присмотр за принцем, а не исполнение работы, для которой не имеете ни полномочий, ни умений. Вы засветились настолько, что даже фон Люфтенхаймер-младший заподозрил вас, хоть пока еще и не понял в чем. Быть может, присядем? Нам, видимо, сейчас уж точно есть о чем поговорить.
* * *
Сентябрь 1397 года, Германия
Близящееся утро, едва видимое в еще темном осеннем небе, пробивалось в комнату наследника неохотно, и собравшихся по-прежнему озаряло пламя светильника; огонек был уже едва бьющимся, слабым, однако масла никто не доливал – всем было не до того. Фон Редер, сквернословя сквозь зубы, перетягивал левую руку возле локтя, сдавливая повязкой едва не порванную мышцу, игнорируя сочащуюся сукровицей ссадину на лбу, Бруно сидел, запрокинув голову к потолку и зажимая переносицу, время от времени осторожно втягивая воздух и посматривая на подсыхающие пятна крови на своей поношенной рясе, а Курт, вытянув ногу, массировал бедро; судя по ощущениям, под кожей расплывалась внушительная гематома. Хауэр сидел в сторонке, сжимая и разжимая кулак, глядя на свои пальцы со ссаженной на костяшках кожей, словно на чужие, не обращая внимания на происходящее вокруг. С той минуты, как к двери пустой комнаты, где заперли связанного Хельмута Йегера, выставили в охрану одного телохранителя наследника и одного из теперь оправданных зондеров, он не произнес ни слова…
– Чтоб тебя… – прошипел фон Редер, когда пальцы сорвались с повязки, и Хауэр медленно поднял голову, взглянув на барона почти с жалостью.
– Но вы тоже удумали, – невыразительно произнес инструктор, – зондера хватать за плечи. Еще б за ручку подержались.
– Следите за словами, майстер инструктор! – одернул его барон, на сей раз, кажется, уж более по привычке, нежели действительно оскорбившись.
Наследник сидел в сторонке молча, изредка поглядывая на собравшихся и вновь опуская взгляд себе под ноги. К счастью, хотя бы у него хватило ума не лезть в потасовку… Или растерялся?.. или просто не успел; а ведь с таким нравом будущий правитель наверняка намеревался сунуться с подмогой. Вот это было бы весьма и весьма увлекательное занятие – рассказывать вышестоящим, а потом и Императору, как и при каких обстоятельствах царственному отпрыску свернули шею. А ведь чудо, что этого не случилось ни с кем из присутствующих: Йегер дрался, как зверь, и хорошо еще, что целью его сопротивления было не убить противников, а дорваться до окна. И все-таки завалить его удалось лишь тогда, когда Хауэр без мудрствований и хитрых приемов просто со всей дури влепил своему воспитаннику по затылку…
Связанный Йегер, очнувшись, еще пытался высвободиться – упрямо, но молча, и так же молча он слушал увещевания майстера инквизитора, угрозы фон Редера и непотребную ругань своего инструктора, глядя в сторону и избегая смотреть на наследника. Он так и не проронил ни звука, когда явились Вальтер фон Майендорф и один из телохранителей принца, который, надо отдать должное вбитой бароном дисциплине, обошелся без гневных отповедей и злорадных констатаций.
Когда закрывалась дверь пустующей комнаты, где остался связанный предатель, царило все то же молчание…
– Когда и как вы собираетесь его допрашивать, майстер инквизитор? – хмуро осведомился фон Редер, затянув, наконец, повязку. – Вы нашли предателя, и это просто отлично; менее чем за сутки. Вижу, что ваша слава не есть приукрашивание. Однако теперь мы должны знать, кто его нанял. Я надеюсь, что вы не станете делать поблажек лишь потому, что он «свой»?
– Вы предлагаете мне запытать его до признания? – уточнил Курт и, перехватив ответный взгляд, невесело усмехнулся: – Вы это серьезно, господин барон? Пытать зондера? И вы впрямь полагаете, что это принесет какие-то плоды?
– Вас ведь этому учили, разве не так? Разве напрасно ходят страшные легенды о Молоте Ведьм, у которого никто не молчит на допросах?
– А легенд о бойцах зондергруппы вам слышать не доводилось?
– Нет, – коротко отрезал фон Редер, и Курт наставительно кивнул:
– Вот и задумайтесь над этим.
– Нет таких людей, которых нельзя было бы сломать. Он среагировал на ваше упоминание о семье; стало быть, вы не ошиблись, и его вправду взяли на этот крючок – так надавите на него этим! Даже если этот парень станет смеяться, пока вы будете тянуть из него кишки, но семья для него кое-что значит, это уже ясно, как Божий день.
– А знаете, почему у меня очень мало кто молчит на допросах, господин барон? – поинтересовался Курт ровно. – Вовсе не потому, что я при всяком удобном случае хватаюсь за щипцы и иглы.
– Времени на задушевные беседы у вас нет, майстер инквизитор, – напомнил тот едко. – Через пару дней гонец будет везти Его Величеству письмо с моим докладом обо всем произошедшем. Довольно вам будет пары дней?
– На то, чтобы найти виновника, мне потребовалось куда меньше, – напомнил Курт. – И сейчас, господин барон, трудность состоит не в том, что мне будет сложно его разговорить, а в том, что мне будет сложно отделаться от вас. Ведь вы же не позволите мне остаться с ним один на один?
– Разумеется, нет!
– Вот именно. А арестованные, знаете ли, имеют дурную привычку выговариваться с глазу на глаз. Это им отчего-то особенно по душе. Согласен, дурная блажь, но что ж поделаешь.
– Наедине с этим парнем я вас не оставлю, майстер инквизитор, – упрямо повторил фон Редер. – Что бы вы там ни говорили, какие бы науки душеведческие к этому ни приплетали, у меня наука простая: он – преступник, покушавшийся на жизнь Его Высочества, и он один из вас. Быть может, вы и славитесь как неподкупный и насквозь праведный, но рисковать я не намерен. И даже если б я верил вам, как себе, все равно после, когда Его Величество спросит, держал ли я под надзором все происходящее и могу ли поручиться за то, что сделано было все возможное, я должен сказать ему «да» с чистой совестью и не стыдясь взглянуть в глаза. Посему – нет, майстер инквизитор. Один вы к нему не войдете.
– Вас сложно не понять, – кивнул Курт, – и мало того, будь я сам на вашем месте, я бы говорил то же самое слово в слово.
– В таком случае давайте прекращать эти препирательства и займемся делом! И пусть только ваш молчун попробует…
– Вот, – оборвал его Курт. – Вот почему мне видится излишним ваше присутствие на допросе. Не только потому, что вытянуть из кого-либо признание проще без свидетелей, но и потому, что я не могу поручиться за вашу выдержку. Вы можете брякнуть что-нибудь не к месту, чем разрушите все то, чего мне, быть может, удастся добиться. Когда арестованный вот-вот готов выложить всё и начистоту, такие вот неумные угрозы в единый миг пробуждают в нем озлобленность и упрямство, каковые снова возвращают его к молчанию.
