— Следствие выкладывает факты. И никуда от них не денешься. Стало известно, что Борис сам позвонил в китайское посольство и предложил услуги. Естественно, не бесплатно. Как журналист, причем журналист, работающий над темами, близкими к армии, он имел навык проникать туда, куда посторонних нечасто пускают. После первого обращения его телефонное предложение было засечено аппаратурой прослушивания. Я не открываю вам секрет, что все посольские телефоны постоянно прослушиваются, это международная практика. Но тогда не удалось определить, что за человек звонил. От услуг Бориса китайцы сначала отказались. Видимо, подозревали провокацию. Через три месяца он лично пришел в посольство. Его зафиксировала камера видеонаблюдения, и сейчас из архивов извлечены эти видеоматериалы. Туда приходят разные люди по разным вопросам. Журналист мог прийти и по каким-то редакционным делам. Поэтому сразу после момента посещения на это особого внимания не обратили, тем более даже не знали, к кому он приходил. И только сейчас стали проверять. Никакого материала после этого посещения посольства Китая в газете опубликовано не было. Но накануне сам Борис был в поездке по уральским заводам военно-промышленного комплекса. Привез оттуда несколько материалов, касающихся вооружения, и опубликовал их. Военных тайн публично не раскрыл, но мог что-то привезти оттуда и такое, что должно было бы заинтересовать, скажем, китайского военного атташе или его помощников, которые непосредственно занимаются разведкой. По данным ФСБ, в посольстве у военного атташе три помощника из разведки. Как правило, такие пропорции соблюдаются во всех крупных посольствах. После этого с двумя из этих трех помощников Борис довольно часто встречался. Они даже дома у него бывали. И именно они, видимо, дали ему задание каким-то образом вклиниться в вашу семью. По крайней мере, ФСБ так предполагает. Именно тогда Борис начал наводить о вас справки, а потом стал искать общих знакомых с вашей дочерью, чтобы иметь возможность неназойливо познакомиться. Также была попытка устроиться работать в наш институт, но с оформлением допуска дело у Бориса сразу затормозилось из-за биографии. Мама гражданка двух стран — России и Израиля. Вот он и активизировался на частных отношениях.
— Значит, Алину он рассматривал только как инструмент?
— Видимо, так. Помимо этого, правда, неизвестно, по просьбе китайской стороны или по собственной инициативе, Борис дважды посещал посольство Ирана. Есть подозрения, что он и там хотел пристроиться на работу по совместительству. Меня бы не удивило, если бы Борис через маму попытался подрабатывать и в «Моссаде». Он — человек гиперактивный и работоспособный.
— Гиперактивность — это психическое заболевание, чаще всего детское, и оно обычно не позволяет больному сосредоточиться на чем-то конкретном.
— Я говорю не про детскую болезнь, а про то, что он мог везде бегать без остановки. Наверное, в любой редакции такому сотруднику должны быть только рады. Хотя журналисту необходимо еще и уметь писать, а это не всем дано. И работоспособность не заменяет талант.
— Это так. Но в принципе, Артур Владимирович, вы меня ничем не удивили, — после короткого раздумья сказал Игорь Илларионович. — Я интуитивно чувствовал в Борисе фальшь. Исходило от него ощущение ненадежности. Конечно, я не думал, что он готов так вот сразу продаваться и чуть ли не на аукционе себя выставлять. Мы с вами не будем активно лезть в суть вещей, которые выходят за рамки нашей компетенции. Заниматься следует только теми вещами и процессами, на которые можешь повлиять. А здесь поднимается вопрос внутренней культуры и воспитания, заброшенный на пару десятилетий. Поколение наших детей потеряло все ориентиры в жизни, кроме денег. Им настойчиво насаживался подобный образ жизни. Иногда и сейчас насаживается через телевидение, через прессу. И очень немногие смогли устоять. Надеюсь, что устояла моя дочь. Хотя уверенности стопроцентной у меня нет даже в ней. Однако сейчас соответствующим государственным институтам уже следует думать даже не о них, не о наших детях, потому что их исправить будет чрезвычайно сложно, если вообще это возможно. Сейчас уже стоит обращать внимание на следующее поколение — на наших внуков. И не просто обращать внимание, а бороться за них, потому что с другой стороны, со стороны родителей, будет оказываться противоположное давление. Но если я и вы, если мы будем плотно заниматься этими вопросами, то кто будет работать на нашем месте? Китайцы? Арсен Эмильевич, кстати, идет целенаправленно к нам, и с таким видом, словно он поймал за хвост жар-птицу. Вы что-то хотите сообщить, коллега?
Профессор Торсисян блеснул горящими глазами:
— Только попробуйте теперь сказать, что я не гений, обижусь до последнего своего дня. Я — гений! И переубедить меня в этом невозможно. Я — гений!
— У моего старшего сына есть попугай Яшка, — сказал Казионов. — Он так и кричит: «Яша гений!» Потом рубит крылом воздух и добавляет только одну завершающую фразу: «И все тут…» Гениальность, уважаемый Арсен Эмильевич, следует доказывать делом, а не фразами. Если докажете делом, разве мы будем возражать? Мы будем только гордиться тем, что сотрудничали с гением. Наверное, от этого можно получать удовольствие.
— Мы готовы тебя выслушать, если ты по существу вопроса, — сказал Игорь Илларионович, делая вывод о существе вопроса из того, что Торсисян упорно смотрел на разбитый генератор спецназовцев. — Вижу, ты что-то придумал своим изворотливым умом.
Торсисян излучал радость.
— Короче, Ларионыч, что ты мучаешься! Скажи лучше, сколько мне времени нужно, чтобы сделать новую панель? Говори, ты же все знаешь…
— Все зависит от того, как часто тебя будут отвлекать твои друзья из ФСБ. Ты же всегда в первую очередь выполняешь их заказы. Не будут мешать, за три-четыре месяца уложишься. Будут доставать, полгода проковыряешься.
— Какой ты злой!
— Станешь злым с такими коллегами. Сколько ты мне уже обещаешь сделать? А? Моя лаборатория давно ждет, и я лично ждать устал.
— Ладно. Ты ведь свой. Ты — последний в очереди. Как сапожник, который без сапог. Знаешь, да, как бывает? Мой дедушка всю жизнь обувь ремонтировал. Будка у него своя была. Постоянные клиенты были. И никогда себе отремонтировать не успевал. Всегда с дырявыми подошвами ходил. Так и умер от простуды, когда ноги промочил.
Страхов искренне рассмеялся.
— Ты мне этого, Арсен Эмильевич, желаешь?
— Нет, не надо, не умирай, пожалуйста, от удара электрическим током. Но ты сам с руками. Ты сам вручную управлять можешь. А эти ребята из ГРУ не могут. Значит, что надо?
Вопрос был адресован всем, и Торсисян, подтверждая это, окинул присутствующих взглядом.
— Надо сделать панель. И очень быстро, — подсказал подполковник спецназа, что обедал вместе с Торсисяном в столовой.
— Надо, Арсен Эмильевич… — согласился и заместитель генерального директора по научной работе.
— Если надо, сделаю…
— Через полгода? — спросил Страхов.
— Через две недели, — радостно заявил Торсисян.
