И он вдруг без всякого предупреждения запел:
— «Пу-у-усть не придется тебе никогда лежать, не сжимая ничьей руки…»
— Нет.
Иссерли, с перепугу бросившая машину к середине дороги, поспешила вернуть ее в прежний ряд.
— Ладно, а как насчет «За холмом»? — упорствовал Дэйв. И снова запел, перебирая мясистыми пальцами одной руки ребра, а другой беря аккорды на шейке невидимой гитары: — «Я беспокоился о детях, я беспокоился о жене; есть лишь одно место для мужчины, если он беспокоится о своей жизни — ХЕЙ ХЕЙ ХЕЙ, его дом за холмом!»
— А вы о своей жене не беспокоитесь, Дэйв? — ровным тоном поинтересовалась, не сводя глаз с дороги, Иссерли.
— Ага. Беспокоюсь — а ну как она прознает, куда я намылился, хе-хе.
— Дети у вас есть?
Она понимала, что ведет себя слишком напористо, но была нынче не в том настроении, чтобы попусту тратить время.
— Детей у нас нет, голубка, — с неожиданной серьезностью ответил Дэйв, укладывая руки на колени.
Не переборщила ли она? — задумалась Иссерли. И, сжав губы и выпятив грудь, переключила все свое внимание на дорогу.
Жалко, думал Дэйв, что эта Луиза только до Питлохри его подбросит. Такими темпами он попадет в Глазго часа на четыре раньше, чем ему требуется, а провести пустое время с этой девчонкой он бы точно не отказался. Нет, он, конечно, не сексист, однако она говорит свободно и открыто, а так обычно разговаривают девчонки доступные, и потом она подсадила его, здоровенного мясистого малого, а женщины этого почти никогда, чего уж там, не делают. Грудь у нее фантастическая и глазища больше, чем у самой Шинейд О’Коннор, да и волосы тоже ничего, хоть и нечесаные, торчат во все стороны, как у половой щетки, и закрывают сбоку ее лицо. Наверное, это и называется у женщин «днем растрепанной прически». Может, ему стоит сказать пару слов насчет «дня растрепанной прически» — показать ей, что он кой-чего в этих делах понимает. Женщинам нравится думать, будто между полами нет непроходимой границы, и от таких разговоров ноги у них сами собой раздвигаются, он это давно уже обнаружил.
Может, они по дороге в Питлохри поладить успеют, а? В конце концов, на хрена им койка? А ну как, Луиза сдаст на стоянку и покажет ему, чего она умеет?
Мечтай, Дэйв, мечтать не вредно. Знаешь, что будет на самом деле? В Питлохри она высадит тебя на обочину и поедет дальше, помигав на прощание задними огнями. И все, конец истории.
Ладно, зато ты Джона Мартина увидишь, не забывай об этом. Отделаться от женщины штука всегда не простая, вспоминаешь потом и чего-то стыдно становится, а великий концерт он завсегда душу греет.
Кстати, о концерте: а нет ли у этой девчонки какой-нибудь музыки? Вон прям над его коленом кассетник торчит: до Питлохри можно не одну С-90 прокрутить!
— У вас какие-нибудь записи есть, а, голубка? — спросил Дэйв, ткнув пальцем в магнитофон. Иссерли взглянула на металлическую щель, попыталась припомнить, было за ней что-нибудь или нет, когда она годы назад приобрела этот автомобиль.
— Да, по-моему, одна имеется, — ответила она, смутно вспомнив, как напугала ее, осваивавшую рычажки и кнопки приборной доски, неожиданно зазвучавшая музыка.
— Блеск: поставьте, а? — попросил он, тут же начав прихлопывать себя по обтянутым джинсами ногам, точно опробуя ударную установку.
— Вы лучше сами, — сказала Иссерли. — Я все-таки машину веду.
Она почувствовала, что Дэйв вытаращился на нее, словно не поверив в такую ее осторожность, однако их то и дело обгоняли машины, и она слишком нервничала, чтобы оторвать взгляд от дороги. После того как этот маньяк Ессвис гонял на огромной скорости и всю ее растряс, она не имела никакого желания пересекать сорокапятимильную отметку.
Дэйв включил магнитофон и из динамиков послушно полился звук. Поначалу Иссерли порадовалась за него, получившего желаемое, но затем почувствовала: нет, что-то не так, — и заставила себя прислушаться к музыке. Музыка затихала каждые несколько секунд, словно ныряла, преодолевая водные препятствия.
— О господи, — заволновалась Иссерли. — Похоже, моя машинка разладилась, так?
— He-а, все дело в ленте, голубка, — ответил Дэйв. — Ей натягу не хватает.
— О господи, — повторила Иссерли, сосредоточенно морща лоб: шедшая за нею машина, гуднула, разочарованная, похоже, ее нежеланием обгонять туристский автобус. — Значит придется ее… э-э… выбросить?
— Не-а! — заверил ее Дэйв, радостно щелкая клавишами магнитофончика под терпеливо сносимые Иссерли, все продолжавшиеся гудки. — Просто надо погонять ленту несколько раз туда-сюда. Этот фокус чудеса творит, вот увидите. Народ выкидывает кассеты, думает, что они сдохли. А зря.
Дэйв провозился с плеером еще пару минут, затем включил его снова. На сей раз песня звучала в динамиках ясно и четко, как по телевизору. Звонкий мужской голос пел о том, как его обладатель всю ночь вел грузовик, чтобы убраться на сотни миль от города под названием Страдание. Тон у него был жизнерадостно-меланхоличный.
Иссерли, решила, что теперь-то уж Дэйв будет доволен, однако тот прямо-таки сочился недоумением.
— Должен вам сказать, Луиза, — помолчав, сообщил он, — довольно занятно, что вы слушаете кантри.
— Занятно?
— Ну… необычно — для женщины. По крайности, такой молодой. Я еще не встречал женщину, у которой нашлась бы в машине кассета кантри.
— А какую музыку вы ожидали услышать? — поинтересовалась Иссерли. (На некоторых заправках, тех, что побольше, продавались кассеты — может быть, там ей удастся купить правильные.)
— Да чего-нибудь танцевальное, — он пожал, ритмично боксируя с воздухом, плечами. — «Итернал». «Дабстар». «Эм Пипл». А может, Бьорк, «Палп», «Портисхед».
Последние три имени могли, на слух Иссерли, принадлежать маркам корма для животных.
— Наверное, у меня странные вкусы, — согласилась она. — Так вы думаете, Джон Мартин мне понравится? На что похожа его музыка? Вы могли бы ее описать?
От этого вопроса лицо стопщика озарилось умиротворением, и в то же время на нем возникло выражение напряженной сосредоточенности — будто вся его жизнь была дорогой к этой минуте, и он знал, что встретит ее во всеоружии.
— Джон много чего с эхоплексом выделывает — это такая ножная педаль, знаете? Гитара у него акустическая, но звучит как электро — слушаешь, аж крышу сносит.
— М-м-м, — отозвалась Иссерли.
— Вот наигрывает он на акустической, наигрывает, тихонько так, и вдруг БААНГ! ВАККА-ВАККА-ВАККА-ВАККА, и все, у тебя башка кругом пошла.
— М-м-м, — повторила Иссерли. — Звучит… впечатляюще.
— А уж поет! Поет этот мужик, как никто на земле не умеет! Типа… — и Дэйв снова запел, и мелизматические конвульсии проглатываемых и рычащих слогов сообщили ему сходство с пугающе пьяным водселем. Иссерли уже не один год назад сказала себе, что чрезмерно хмельных стопщиков подсаживать не следует, потому что любой из них может заснуть до того, как она примет продуманное решение насчет икпатуа. Если бы Дэйв встретил ее вот таким удивительным представлением, она бы его точно не взяла. Впрочем, немного попев, он заверил ее: — Джон все это заранее обдумывает. Как в джазе, понимаете?
