Иссерли до ужаса как хотелось уколоть его, поскорее покончить со всем, однако она знала, это дурной знак, показывающий, что ей грозит опасность напортачить, совершить поступок решительно глупый, не многим, быть может, отличающийся от тех, коих следует ожидать от людей наподобие Амлиса Весса. А скатываться на его уровень ей нельзя, это вопрос профессиональной и личной гордости.
И потому:
— Скажите, — подделывая живой интерес, спросила Иссерли, — какую работу вы надеялись у них получить?
— Я немного занимаюсь ландшафтным проектированием, просто чтобы продержаться до времени на плаву, — ответил стопщик. — Настоящая моя профессия нынче, что называется, не в ходу.
— И что же это за профессия?
— Я развожу собак.
— Собак?
— Чистопородных. В основном, борзых и работающих по следу гончих, хотя в… в последние несколько лет занимался еще мастиффами и терьерами. Но только crème-de-la-crème
[3]
, если вы понимаете, о чем я. Чемпионами породы.
— Как интересно, — сказала Иссерли и опустила, наконец, предплечья пониже. — Наверное, вы продавали собак хорошо известным, влиятельным людям, так?
— Один из моих псов принадлежал Тигги Легги-Бёрк
[4]
, — подтвердил стопщик. — А еще один — принцессе Майкл Кентской. Ну и у многих людей из шоу-бизнеса тоже мои собаки были. У Мика Мак-Нейлла из «Симпл Майндс», у одного из «Вэм’ов». Все они получили от меня по одной.
О том, кто эти люди, Иссерли ни малейшего понятия не имела. Телевизор она смотрела лишь для того, чтобы получше освоить язык, да проверить, не занялась ли полиция поисками пропавших автостопщиков.
— Наверное, это нелегко — воспитать собаку, а после отдать в чужие руки, — заметила она, стараясь не показать пассажиру, что утратила всякий интерес к нему. — Она же привязывается к вам, верно?
— Ничего тут трудного нет, — сварливо ответил он. — Воспитываешь собаку и спокойно ее отдаешь. Она просто переходит от одного хозяина к другому. Собаки — животные стадные. Им нужен вожак, а не задушевный друг-приятель — ну, во всяком случае, не двуногий. Люди слишком сентиментальничают по поводу собак. Просто потому, что ни черта в них не смыслят.
— Я-то уж точно не смыслю в них ни черта, — согласилась Иссерли, пытаясь сообразить, не упустила ли она правильный момент, когда можно было спросить, где он хочет покинуть машину.
— Первым делом необходимо понять, — сказал, сильно оживившись, стопщик, — что для собаки ты самый что ни на есть вожак. Но только если ты не забываешь напоминать ей, кто у вас главный, — точно так же, как это делает вожак стаи. В собачьей стае нет такого понятия — «добрый начальник», понимаете о чем я? Вот моя овчарка, Герти. Если я застаю ее спящей на моей кровати, то просто сбрасываю — ба-бах! — на пол, вот так…
Он резко выбросил вперед крепкие руки, ненароком зацепив запор бардачка, и тот открылся, вывалив ему на колени что-то пушистое.
— Исусе, а это еще что такое? — пророкотал стопщик. По счастью, он сам снял парик с колен, избавив Иссерли от необходимости копаться в его паху. Оторвав на опасный миг взгляд от дороги, она спокойно вынула из руки стопщика ком волос и бросила его себе за спину, в темноту заднего сиденья.
— Это так, пустяки, — сказал она, вытаскивая из переполненного бардачка коробочку шоколадных конфет и щелчком большого пальца открывая ее. — Угощайтесь.
Ловкость, с которой она проделала столь большое количество операций, продолжая при этом вести машину, наполнила Иссерли гордостью, и она невольно улыбнулась.
— Так вы говорили, — напомнила она пассажиру, завозившемуся с целлофановой оберткой конфеты, — что сбрасываете собаку с кровати и…
— Ну да, — подхватил он. — Чтобы напомнить ей: это моя кровать. Понимаете, о чем я? Собаки в этом нуждаются. Пес, у которого слабый вожак, — несчастный пес. Из-за этого они и начинают жевать ковер, писать на вашу софу, воровать со стола еду — как дети, которым позарез нужно, чтобы кто-нибудь призвал их к порядку. Плохих собак не бывает, бывают безмозглые хозяева, только и всего.
— Наверное, вы, так много зная о собаках, были очень хорошим заводчиком. Но тогда почему же занялись теперь ландшафтной архитектурой?
— Потому что в начале девяностых у моего бизнеса, у разведения собак, выбили почву из-под ног, вот почему, — с неожиданной злостью ответил он.
— И кто это сделал? — спросила Иссерли.
— Брюссельская гниль, — непонятно ответил он.
— О, — отозвалась Иссерли. Она попыталась сообразить, какая связь может существовать между собаками и маленькими круглыми зелеными овощами. Ей представлялось, что собаки — существа полностью плотоядные. Возможно, этот заводчик кормил своих капустой — если так, нет ничего удивительного в том, что его дело, в конце концов, развалилось.
— Лягушатники, капустники, макаронники и фрицы, — многозначительно уточнил он.
— О, — отозвалась Иссерли.
Надо было послушаться предчувствий, думала она: после наступления темноты голосовать выходят одни умалишенные. Ну да ладно, до поворота на дорогу, что ведет к прибрежным деревушкам, осталось лишь несколько минут, там она этого типа и ссадит, если, конечно, он не направляется в одни с ней места. Хочется верить, что нет. Она опять чувствовала себя отвратительно, усталость и необъяснимая мука пульсировали в ее жилах, как яд.
— Эти ублюдки сидят далеко от нашей гребаной страны — простите за выражение — и решают, как нам жить, — уже вовсю разбушевался собачий заводчик, неловко ковыряя пальцем в коробке, чтобы вытащить еще одну конфету, — а сами ни хера в ней не смыслят. Вы понимаете, о чем я?
— М-м-м. Через минуту мой поворот, — сказала Иссерли, нахмурясь и вертя туда-сюда головой в поисках знакомого указателя: В-9175.
Реакция стопщика на эти поиски была неожиданной и яростной.
— Исус Христос! — застонал он. — Вы меня даже не слышите. Свора иностранцев вроде вас поимела всю мою жизнь, вы понимаете? В один год у меня было в банке восемьдесят кусков, «вулзли», жена и столько собак, что я не успевал на всех палкой замахиваться. Прошло пять лет и я уже живу на пособие! Один, в блочном доме гребаного Бонар-Бриджа с ржавеющим на заднем дворе гребаным ржавым «мондео»! И ищу работу гребаного садовника! Если в этом смысл какой-нибудь, а? Вот скажите!
Индикатор уже тикал, помигивая в сумраке салона. Иссерли сбросила в предвидении близкого поворота скорость, взглянула в уцелевшее зеркальце — как там движение? А затем повернулась к своему пассажиру и встретилась с его тусклыми маленькими глазками своими, огромными.
