В назначенное время я полетела на конгресс IBC в Торонто. Конгресс продлился неделю, я же осталась в Канаде на месяц. Большую часть времени я провела у детей, а не у Тересы, и это по-человечески понятно.
Моя внучка Моника занималась карате, и не по собственному хотенью, а в силу печальной необходимости. Правда, занятия приносили девочке истинное удовольствие. В Канаде похищают детей. Мне казалось, что слухи на этот счет весьма преувеличены. Так вот, ничего подобного, всё это чистая правда. Только за время моего пребывания похитили шестерых. Я видела снимки в прессе, на стенах домов и по телевизору. Похищенных вывозят в Штаты с чудовищной целью — для услады извращенцев и для пересадки органов.
Похищение всегда совершается незаметно, без шума и крика. Речи быть не могло, чтобы похититель догонял убегающего ребенка. Именно для этого и нужно было карате для Моники: она уже в восемь лет умела делать забавное, едва заметное движение локтем и наносила поразительно сильный удар под ложечку, так что у человека перехватывало дыхание. А речь ведь шла вовсе не о том, чтобы убить похитителя, требовалось лишь выиграть время для бегства. Расстроенная Зося совершенно разумно решила, что водить ребенка за ручку всю жизнь не будешь, надо защитить дочь как-то иначе. Вот так они додумались до занятий карате. Моника приняла идею с восторгом, у нее оказались способности, и она уже получила медали на всяких соревнованиях.
Возможно, я оказала на Монику некоторое негативное влияние. Я снова вытащила Роберта на бега, с нами отправились и обе наши барышни. И надо сказать, случилось истинное чудо: мы закончили игру, выиграв по сто двадцать долларов на человека. А как иначе? Зося никогда бы мне не простила, что я прихватила с собой Монику. Зато в моей внучке проснулся вулкан. Страсти в ребенке так и кипели!
Жить в Канаде я не согласилась бы ни за какие коврижки, особенно в Онтарио. Я не говорю уже о климате, ладно, в конце концов, есть же кондиционеры, но жители Канады совсем разум потеряли. Напридумывали столько запретов, что и не знаю, как тут вообще можно что-то делать. Мне пришлось записать, чего в Канаде делать категорически нельзя, поскольку весь перечень запомнить немыслимо.
Итак, нельзя:
курить почти везде;
распивать спиртные напитки в общественных местах;
мчаться на скорости более ста километров, даже на совершенно пустой автостраде;
выбрасывать мусор, когда хочешь. Можно только в определенные дни и часы;
предаваться азартным играм;
наряжать на Рождество настоящую елку, а не искусственную;
шлепать детей;
покупать и употреблять алкоголь раньше одиннадцати утра. Один в один как у нас во времена минувшего строя!
Общественным местом считается всё, за исключением ресторана и собственной квартиры.
Какой-то дядька на улице шлепнул по попе своего родного ребенка, второй тип, совершенно чужой, проходивший мимо, обвинил его в избиении детей. Неразумный отец угодил под суд и уплатил штраф.
Кроме того, таких жирнющих баб, как в Канаде, я не видела даже в Советском Союзе. При своих габаритах они демонстрировали прямо-таки умилительную непринужденность. Я видела, как молодая дама, два метра в талии, отправилась на шопинг. Сверху на ней блузочка типа лоскуток, на попе штанишки в черно-белую клетку, которые должны сужаться к коленям, правда, им негде сужаться. В доме, где раньше жили Роберт и Зося, проживала дама, занимавшая буквально половину лифта на девять человек. Я всячески старалась помнить про свое хорошее воспитание, но ничего не получалось: я глаз от нее не могла оторвать.
Собственно говоря, трудно удивляться: жратва у них первый сорт, они трескают просто от жадности, до отвала и жиреют преимущественно за счет еды, глупым иллюзиям тут места нет.
Возвращаться из Канады я решила через Копенгаген и остаться в Дании на пару дней. На шею Алиции я кинулась с восторгом.
— Алиция, какие же красавицы живут в Дании! Какие элегантные, ухоженные…
— Слушай, ты откуда едешь? — подозрительно спросила Алиция.
— Из Канады.
— А-а-а, из Канады… Тогда все понятно.
Перед началом лета Тереса с Тадеушем приехали в Польшу первый раз вместе. Они хотели осмотреться на месте, потому как намеревались вернуться навсегда. Тадеуш заявил, что хочет умереть на родине. Поселились они у моей матери, на аллее Независимости, и прожили в Варшаве недели две. Я отсутствовала четыре дня. Вернувшись домой, первым делом я увидела, что мигает красная лампочка на автоответчике.
Томира, племянница Тадеуша, оставила мне два сообщения, одно за другим. Первое — что Тадеуш заболел. Второе — что он скоропостижно скончался. Я даже на миг решила, что она пьяна.
Пьяной она не была, Тадеуш действительно умер в течение двадцати минут. Единственное утешение для потрясенной семьи — Тадеуш умер счастливым. Он признался Томире, сидевшей рядом с ним, что очень счастлив, — и через полчаса его не стало. Внезапный, глубокий коллапс, острая сердечная недостаточность, «скорая» опоздала. Тадеуш хотел умереть в Польше, его желание исполнилось.
Вскоре умерла тетя Ядзя. На ее похоронах, через сорок девять лет, я встретилась с моей двоюродной сестрой Ягусей, той самой девчушкой, которая в возрасте девяти месяцев пыталась дорваться до цыплят. Умер и дядя Юрек. Моего двоюродного брата Михала я увидела впервые уже совершенно взрослым человеком и встречалась с ним исключительно на похоронах.
Домашние дела шли всё хуже — мама доконала-таки себя голодовкой и серьезно заболела. Я привела к ней чуть не всю Медицинскую академию, медсестры, сменяясь, дежурили круглыми сутками. Мама мечтала видеть рядом с собой Тересу и возмущалась, почему та не приезжает.
Тереса решила навсегда вернуться в Польшу. После смерти Тадеуша ей, естественно, пришлось поехать в Канаду, чтобы уладить там все дела. Прописана она была у меня, практически жила у моей матери, а вещи ее хранились в гараже моих детей в Константине. Мы стали искать ей квартиру. Имея только разрешение на постоянное проживание, она могла купить квартиру только в ипотеку, кооператив отпадал, а в тот момент, когда она нашла ипотеку, оказалось, что неделю назад законы изменились с точностью до наоборот: теперь она могла купить только кооперативную квартиру. Обычный бардак…
В квартирные дела Тересы мы впутали одного знакомого адвоката. Человек крайне занятой, он урвал для нас минутку из любезности, мне нужно было многое с ним обсудить с нужными бумагами в руках, и я предложила, что приеду к нему домой.
— Но я живу в Урсинове, — предупредил он. — К нам трудно добраться, и к дому не подъехать. Давайте договоримся в каком-нибудь другом легкодоступном месте.
— Отлично, — согласилась я. — Я буду в Урсинове по делам и вам позвоню.
Через какое-то время я оказалась у Мацека, моего приятеля. Я заявила, что забежала к нему на полчасика, потому как через тридцать минут должна позвонить адвокату, чтобы договориться с ним о встрече, и спросила, какое место он мне посоветует для встречи.
