Я стала задыхаться и хрипеть, что страшно удивило мое окружение. Я ведь молода, как весенний огурчик, дивно хороша собой, с чего бы мне хрипеть и задыхаться? Так жить трудно, подобные пакости всем мешают, поэтому было решено со мной что-то делать.
Понятия не имею, кому первому пришло на ум наконец-то взяться за меня, может, мне самой, но рассуждали все о моем здоровье года этак три. Вспомнила, кто все придумал! Петр. Мой стародавний приятель, когда-то сослуживец, в какой-то момент даже мой мужчина, которого я тактично описала в нескольких своих произведениях.
Как-то давно, много лет назад, он вывел меня из депрессии, уверив, что моя жизнь только начинается, и оказался прав. Он же подсказал мне мысль пройти курс лечения в специальном оздоровительном центре. Этот центр он сам проектировал, сам в нем лечился, утверждая, что пожилым людям там возвращают частицу здоровья.
— Не глупи, — сказал мне Петр. — У тебя же есть деньги, перестань экономить на себе. В центре человек теряет десять кило веса, а в обмен получает десять лет жизни. Я пришлю тебе по факсу прейскурант с ценами.
Сразу оговорюсь, что в центр, который спроектировал Петр, я не поехала потому, что там не было казино, и меня это не привлекало. На лечение я отправилась в Ла-Боль — крупный европейский курорт на побережье Бискайского залива.
В Ла-Боль дул с моря свежий ветер. К пану доктору я опоздала на пять минут, и он был этим обстоятельством недоволен. Он вручил мне программу лечебных занятий.
Меня жутко напугал один пункт, а именно — «parcours aqua-minceur».
[29]
По-нашему, паркур — это пробежка для лошадей перед бегами на глазах публики. А это что значит? Мне предстоит скакать галопом туда-сюда? Я решила, что, в случае чего, галопировать не буду. И точка.
А потом оказалось, что водный массаж — моя самая любимая процедура за весь курс лечения. Это бассейн с бурлящей водой, разделенный на секции, в котором каждый может делать всё, что угодно. В бассейне приходилось постоянно идти против течения. Потрясающе! Уже после второй недели лечения на крутой склон я взбиралась без малейшей одышки. Ведь помогло, а? Правда, были и неприятные моменты. Например, постоянно дующий с моря сильный ветер. Вроде бы мелочь, но страдающим от давления было не по себе.
Моника стала приезжать в Польшу, где родилась, после шестнадцати лет. Конечно, она говорила по-польски, но воспитана была все-таки в англоязычной среде. Роберт не хотел, чтобы у ребенка были комплексы. Сын разговаривал с внучкой по-английски, и счастье Моники, что его жена Зося все-таки общалась с дочкой исключительно по-польски.
Вторая моя внучка, Каролина, — двуязычная, равно хорошо говорящая и по-французски, и по-польски. Когда она говорит по-польски, никто не догадается, что экзамены за среднюю школу она сдавала во Франции, и ни один француз, если она говорит по-французски, никогда не подумает, что она родилась в Польше.
Увы, стоит заговорить моей первой внучке, как сразу становится понятно, что она тоже росла в англоязычной культуре. Однако в Монике живет дух родного языка, словно гены ее польских предков. Даже если она придумывает свои особые слова, то абсолютно в согласии со здравым смыслом. Смешной случай произошел в Париже.
Мы зашли в какое-то бистро, причем с кучей покупок. Перед едой возникает естественное желание избавиться от этого балласта, и самое удобное — положить покупки на стул рядом. Иногда свободных стульев не хватает. Мы огляделись вокруг.
— Вон та размалеванная старая кошелка заняла сразу три стула, — заметил Роберт. — Может, забрать у нее один?
— Не получится, у нее тоже полно покупок.
На следующий день ситуация повторилась. Мы снова оказались в кафе и снова оглядывались в поисках свободного стула.
— Есть! Вон там! — обрадовалась Моника. — Видите? Где сидит это… ну это… как ее… пожилая крашеная корзинка!
Секунду мы таращились на нее, не понимая, что она хочет сказать, но тут же сообразили. Конечно! «Пожилая крашеная корзинка» — это же размалеванная старая кошелка! Дама за столиком выглядела как родная сестра вчерашней, поэтому всё сошлось.
Под давлением моды распространилось пугающее явление: люди, потребляя произведения искусства или литературы, жаждут увидеть автора.
Потому что люди хотят… Вот и неправда! Людям внушили, что нужно хотеть.
В результате жертва этой кошмарной моды, автор или писатель, вместо того чтобы упорно писать, рисовать или ваять, сочинять музыку за любимым музыкальным инструментом, таскается на всякие книжные ярмарки и выставки, сотрясает воздух на конференциях, дает интервью, позирует фотографам, выступает с умными речами перед камерой, а в итоге — тратит впустую время, силы и здоровье. Мне так и представляется глохнущий Бетховен на встречах с энтузиастами. И неизвестно, что им больше нужно: его творения или ответы на их дурацкие вопросы, которых он не слышит. А ведь великий композитор любой ценой старался скрыть факт, что он оглох! Хорошо бы выглядел Бетховен перед лицом нынешних стервятников-журналистов.
Давление со стороны средств массовой информации на изобретательную личность — проявление той самой популярности, которую жаждет любое творческое человеческое существо. Популярность свидетельствует о том, что цель достигнута, задание выполнено, люди тебя услышали. Казалось бы, получай удовольствие! Только вот подобные вещи — увесистая ложка дегтя в бочке меда…
Единственная организация, которая пока не угнетает и не принуждает меня к лишним действиям, — потрясающее общество «Всё Хмелевское». Этот фан-клуб воплощает в жизнь цель моей работы и замечательно развлекается, и дай им бог здоровья! Честное слово, они ничего от меня не требуют, не просят интервью, не неволят к поездкам и выступлениям, а если куда-то и приглашают, то всё происходит по-человечески. К тому же непонятным образом они находят для меня нужные книги, которые я безуспешно разыскиваю много лет. Господи, какие же замечательные люди! Мне кажется, что я не заслужила такую любовь.
В первый раз они пригласили меня на встречу в чудесное кафе «Шпулька». Пригласили просто так, в качестве гостя. А под конец вечера мне вручили большое блюдо с устрицами.
После выхода книги «Кот в мешке» произошла вторая встреча с моими почитателями в обществе. Я получила «кошачий мешок». Чудо! Мне снова не пришлось ничего делать, кроме как развязать мешок. Сразу признаюсь, что стиральный порошок я извела на стирку, а колготки положила вместе со своими и теперь уже не знаю, где дареные, а где купленные.
Мои канадские дети были в восторге от этой затеи, а Моника так та просто помешалась из-за какой-то штучки из «кошачьего мешка». Я ей эту мелочь подарила, но, хоть убей, не помню, что это было.
Беда в том, что всякий раз, когда я должна идти на встречи в общество, здоровье меня подводит, и я не могу выйти из дома. А общество заслуживает лучшего отношения.
