Я попыталась понять, идем ли мы вверх или вниз по течению. Легкие волны разбивались о нос судна, но я была не в силах трезво рассуждать и не могла решить, идем ли мы против течения или нас несет прилив.
Я начала барабанить ногами в переборку, но потом решила изучить каюту, прыгая по ней со связанными ногами. Но в темноте без рук я лишь ушиблась о какой-то угол. Огорченная неудачей и сломленная какой-то странной усталостью я, должно быть, провалилась в сон, ибо мне снилось, что я на «Морской нимфе», без всяких пут, и что Робби все время знал, кого похищает, и сделал он это потому, что любит меня.
Внезапно сон превратился в кошмар, и я стала сопротивляться и кричать Робби, чтобы он выпустил меня, потому что я его не люблю. Мне нужен другой человек.
И тут я проснулась как от толчка. Со мной в каюте кто-то был. Дверь распахнулась — я чувствовала холодный воздух. Даже сквозь повязку я улавливала свет — то было или освещение в каюте, или же луч фонарика, светивший мне прямо в лицо. Чья-то рука стянула повязку и сдернула маску.
Передо мной стоял Робби во всей красе. Положив руки на бедра, он смотрел на меня сверху вниз. Если я и лелеяла мысль, что мой сон был правдой и что Робби в самом деле любит меня, то она полностью испарилась, стоило мне увидеть его перекосившееся лицо и услышать сдавленный вскрик:
— Розамунда! О нет! Только не ты!
Глава 14
— Какого черта ты отколол такую глупость? Почему?
Этой ночью я осыпала его вопросами, и Робби грустно и покаянно отвечал мне. Но главный вопрос я должна была задать самой себе. А предельной глупостью было то, что я сделала.
Явившись сюда, в «Высокие поляны». Хотя сейчас, в эту ночь, которая, как внезапно обнаружилось, была сырой и зябкой, и у меня от страха и от злости зуб на зуб не попадал, мой визит казался самым правильным из всего, что я могла сделать.
— Почему? — повторил Робби, наливая мне исходящую паром чашку горячего кофе и присаживаясь на коврик у камина рядом со мной. — Почему я вообще вечно делаю глупости? — У него горестно опустились уголки рта. — Но я ужасно виноват перед тобой, Розамунда. И ты это знаешь. Ни за что на свете я не хотел пугать тебя. Просто не могу передать тебе, как я сожалею. Меня осенило, лишь когда я увидел завиток твоих волос из-под парика.
— Так я и подумала, — сказала я. — Хотя теперь все позади. — Я с благодарностью сжала в ладонях горячую чашку, ибо, несмотря на нашу прогулку от пристани до «Высоких полян», меня по-прежнему била дрожь. — Но ты не ответил на мой вопрос. Почему же ты так хотел похитить именно Сильвию Сильвестр?
Когда он промолчал, я стала задавать другие вопросы, целью которых было не столько разобраться в его чувствах, сколько проверить свои, — процедура столь же приятная, как жевать больным зубом или опираться на вывихнутую ногу.
— Ты влюблен в нее? — Я ждала, что меня пронзит острая боль. Ничего подобного. Даже до того, как он ответил, во мне не шевельнулось… ровным счетом ничего.
— Господи, да нет же, — возмутился Робби. — Что ты себе вообразила? Что я собираюсь держать ее под замком, пока она не скажет «да»?
— Нечто вроде того.
Робби замотал головой:
— Ни в коем случае! Она — последний человек на свете, в кого я мог бы влюбиться.
Было довольно странно, что мы с Робби сидим на пустой кухне в «Высоких полянах», бесстрастно обсуждая, влюблен он в мисс Сильвестр или нет, но почему-то меня это совершенно не волновало.
— В таком случае, — сухо сказала я, — если ты не был влюблен…
— О, я этого не говорил. Я сказал, что не был влюблен в нее.
Я помолчала, тщательно обдумывая его слова. Затем спросила:
— Значит ли это, что ты увлечен кем-то другим?
— Да.
— Могу ли я спросить — кем?
— Нет, не можешь.
— Это кто-то, кого я знаю?
— Тебе не позволяется спрашивать и об этом.
Я вздохнула:
— Что мне вообще позволяется?
Он по-братски потрепал меня по плечу и сказал:
— Позволяется быть хорошей маленькой девочкой и слушать.
Я сложила руки на коленях. Мне еще есть чему учиться. Менее всего я хотела услышать, что личность, в которую он влюблен, — это я. По ходу разговора, по каким-то его взглядам, жестам, по каким-то искренним оговоркам я получила, наверно, самый жестокий урок, который может выпасть на долю девушки. Хотя мне и сейчас неясно, каким образом я пришла к этому выводу.
— Я предполагаю, — начал Робби, — что до тебя, как и до всех прочих обитателей Дервент-Лэнгли, доходили слухи, что как-то я был влюблен в некую девушку.
— В некую девушку? Я слышала, что ты любил массу девушек.
— Значит, ты слышала не то. Достаточно одной — и на всю жизнь. Так что девушка была только одна.
Он уставился на свои руки. Похоже, ему стоило немалых трудов произнести следующее предложение. Я ждала. В доме стояла полная тишина. Сюда не доносилось даже уханье филина, хотя где-то на отдаленной дороге слышался шум мотора.
— Но она меня не любила, — наконец выдавил он.
— Ты уверен?
— Уверен.
— Ты ее спрашивал?
— Много раз.
Помолчав, я мягко спросила:
— Именно поэтому ты постоянно стараешься влюбиться в какую-нибудь другую девушку?
— Может быть.
Затем он погрузился в мрачное молчание, и мне пришлось осторожно подтолкнуть его к дальнейшим откровениям:
— Но какое отношение имеет та девушка, что ты любил, к похищению Сильвии Сильвестр?
— Честно говоря, не знаю. Теперь мне все это кажется полным бредом. — Робби жестом, полным отчаяния, запустил пальцы в свою пышную шевелюру. — Но несколько недель назад мне так не казалось. Мы в компании отправились на сельскохозяйственную выставку — я и несколько приятелей. Теперь-то я понимаю, что мы всего лишь подзадоривали друг друга в баре, но тогда эта мысль показалась мне заслуживающей внимания. Тем или иным образом мы похитим Сильвию и потребуем у киношников выкуп. Типичная студенческая хохма, но что-то в ней было. Я решил, что смогу провернуть эту авантюру. И если это никому не под силу, то уж я-то заставлю киношников побегать.
— Чтобы произвести впечатление на свою девушку.
— Не на мою. А просто на эту девушку. Впрочем, может, и так. Слишком ты проницательна, Розамунда.
— Я знаю, что страсти накалились. Направленные против киногруппы, хочу сказать. И предполагаю, что в глазах многих ты бы стал героем местного масштаба.
— Этакий миниатюрный Святой Георгий, поражающий змея. Но в округе не осталось змей для потрошения.
