— Где вы научились танцевать лавольту? — спросила она, удивленно глядя на него. Леди явно не ожидала, что дикий шотландский наемник знаком с новомодными придворными развлечениями.
— Я не всю свою жизнь провожу на корабле, — ответил он. — Когда мы приходим в порт, то я схожу на берег и время от времени вращаюсь в приличном обществе.
От удивления она даже рот открыла.
— И приличное общество охотно общается с… с…
— С пиратом? Не бойтесь говорить то, что думаете, леди Уолсингхем, — сказал он. Его шотландский акцент стал более отчетливо слышен, когда он прижал ее к себе чуть сильнее. — Кстати, миледи, комедия, которую мы посмотрели сегодня вечером, была довольно забавной.
Неуверенная улыбка застыла на ее лице в форме сердечка. Карие глаза внезапно округлились от страха. Ему никогда не доводилось видеть таких огромных глаз, как у нее, обрамленных невероятно длинными ресницами. И в это самое мгновение в них была такая тревога, что он едва сдержался, чтобы не прыснуть от смеха. Для женщины она невероятно искренняя и открытая. Он подумал, что ей, наверное, очень трудно, почти невозможно скрывать свои истинные чувства как от друзей, так и от врагов.
— Вы… вы же не обиделись, я… я надеюсь, — заикаясь, затараторила она, тяжело дыша. — Если вы обиделись, лейрд Кинрат, то, прошу, позвольте мне извиниться перед вами от имени всего английского королевского двора. Просто мы как благодарные зрители смеялись над этим скандальным, даже возмутительным представлением. Прошу вас поверить мне, что это было сделано только для того, чтобы повеселить публику. Мы никого не хотели обидеть.
Лахлан улыбнулся, вдохнув аромат лаванды, который исходил от ее роскошных золотистых волос, стянутых сеткой с драгоценными камнями.
— Никто не обиделся. На самом деле, миледи, мне показалось, что вы были единственным человеком в зале, который не смеялся над забавными выходками акробатов. Словно вы почему-то чувствовали себя ответственной за весь этот фарс, боялись, что кто-нибудь будет жаловаться. Если кого-то и следует призвать к ответу, то это, скорее, должен быть Главный королевский комедиант.
Прежде чем она успела ответить, он приподнял ее и закружил, подхватив под ребра. Она обеими руками обняла его за плечи, их лица оказались почти напротив — между ними было всего несколько дюймов.
— О нет! — протестующе воскликнула Франсин. — Вы не должны обвинять Чарльза Берби. Он просто выполнял данные ему указания.
Не выдержав пристального взгляда Лахлана, она опустила глаза. Ее роскошные ресницы отбросили тень на нежно-кремовые щеки.
— Дело в том… Я только хотела… Если вы собираетесь пожаловаться королю на то, что вас и ваших соплеменников оскорбили… Что ж, я уверена, его величество не знал заранее, о чем будет спектакль. И будет очень стыдно заставлять господина Берби излишне краснеть и смущаться перед всем двором, — почти твердо сказала она, посмотрев ему прямо в глаза. В ее взгляде была тревога. — Его за это могут даже выгнать, лишив жалования, если вы потребуете наказать его за вашу поруганную честь и достоинство.
Крепко прижимая женщину к себе, Лахлан повел ее по паркету. Их ноги взлетели одновременно.
— Почему вы решили, что мы с моими соплеменниками можем почувствовать себя оскорбленными? — спросил он. — Этот фарс не имеет к нам никакого отношения.
— В самом деле? — воскликнула она, и на ее лице снова появилась улыбка. — Однако несомненно…
— Миледи, — сказал Лахлан, — совершенно очевидно, что римские акробаты изображали людей клана Кемпбеллов. Их нелепые, но забавные трюки не имеют никакого отношения к Мак-Ратам.
Она пристально посмотрела на него. Ее прелестное личико выражало смущение.
— Это правда? Вы действительно так думаете?
— Конечно, — ответил он, с трудом пытаясь сдержать улыбку. — Те цыгане были одеты в черно-белые пледы клана Кемпбеллов. Все, кто знаком с шотландскими горцами, знают это.
— Значит, вы не увидели в том человеке на ходулях обидную карикатуру на вас, — сказала она, облегченно вздохнув, и добавила: — Даже несмотря на то, что вы самый высокий мужчина в этом зале?
— Едва ли. Кроме того, что актер изображал Кемпбелла в черно-белом пледе, на его берете не было перьев. Лейрд клана всегда носит берет с тремя перьями, для того чтобы обозначить свой статус.
Подняв голову, она посмотрела на его берет и смущенно сморщила нос.
— Значит, вы смеялись из-за того, что думали, будто акробаты изображают каких-то людей, которых вы называете Кемпбеллами? Неужели то, что они притворялись шотландцами, не рассердило вас?
Когда она повернулась к Кинрату и тот увидел на ее лице тревогу, все, что он смог сделать, так это не остановиться в центре зала и не прижать свои губы к ее губам. Неужели она всегда лжет так неубедительно? Он обязательно выяснит это во время ночей, которые у них впереди.
— Уже несколько десятилетий Кемпбеллы соперничают с кланом Мак-Ратов, — пояснил он. — Когда мои соплеменники увидели, как смешно изобразили актеры наших старинных врагов, то нашли весьма забавным, что их смогли победить молоденькие девушки.
— Понятно, — со вздохом сказала Франсин. Однако по тому, как наморщился ее прелестный лобик, было ясно, что она ничего не поняла.
Лахлан привлек ее еще ближе и вновь вдохнул дразнящий аромат. Он не знал точно, когда именно решил сделать ее своей любовницей, но точно знал, что так и будет. И не важно, с кем она сейчас делит ложе. Мысленно он уже был уверен в том, что сможет сделать все от него зависящее, чтобы это произошло.
— Благодарю вас за беспокойство, миледи, — сказал он. — Я глубоко ценю вашу заботу о том, чтобы не оскорбить мои лучшие чувства, не задеть мою гордость. Однако уверяю вас, меня не так-то просто обидеть.
— Вы совершенно не поняли причину моего беспокойства, — заявила Франсин и гордо вскинула голову и сурово сдвинула брови, желая усилить впечатление. — Я просто не хочу, чтобы вы потребовали извинений от короля, ведь это может повлечь за собой разрыв мирного договора и королевского брачного контракта.
— О, я даже и в мыслях не имел требовать извинений от короля или от Главного королевского комедианта. Я уверен в том, что у них обоих не было злого умысла. Однако я приму ваши извинения, леди Уолсингхем, в любое удобное для вас время.
— Мои извинения? — спросила она, изумленно уставившись на него. — За что же я должна извиниться?
— Думаю, что мы с вами знаем ответ на этот вопрос.
Танец закончился. Лахлан взял руку Франсин и положил ее на свою, как того требовал этикет. Проводив леди Уолсингхем на прежнее место в тот конец зала, где стояли остальные фрейлины, он отвесил ей глубокий поклон.
Она не удостоила его ответным реверансом. Просто склонила голову ниже, чтобы только он мог слышать ее, и прошептала:
— Я совершенно не понимаю, почему вы считаете, что я должна перед вами извиниться.
