Через две недели после изнасилования они втроем уехали в Неаполь. Когда маркиз узнал об этом, то пришел в бешенство. Из-за слабого здоровья старика мужа всему семейству пришлось переселиться в страну с более теплым и мягким климатом. Эллиот даже испугался, что больше никогда не увидит Франсин.
Впоследствии Личестер раскаялся. Он сожалел о том, что выместил свою злобу на Сесилии. Ему, черт побери, никогда не нравилась эта девчонка. Она была лишь бледной копией своей старшей сестры. Он не собирался насиловать Сесилию — он лишь хотел наказать Франсин за то, что она вышла замуж за Уолсингхема. Этим девушка так разозлила его, что он обезумел от гнева.
Когда танец закончился, Франсин хотела уйти, но Эллиот силой удержал ее. Он понимал, что она не станет устраивать сцену посреди парадного зала Бродсвортского дома.
Среди английских придворных ходили упорные слухи, что леди Уолсингхем завела любовную интрижку с проклятым предводителем шотландцев. Все шептались о том, что этот нахал буквально поселился в ее личных апартаментах и даже ночью спит в ее комнате. Представив, как эта парочка обнимается, лежа в постели, Эллиот почувствовал, что снова начинает терять над собой контроль.
— Я хочу кое-что рассказать тебе о твоем шотландском любовнике, Фрэнси, — сказал он, наклонившись к ней.
— Хм-м, — хмыкнула она, окинув его скептическим взглядом. — Что ты можешь знать о лейрде Кинрате?
— Один очень влиятельный и высокопоставленный человек рассказал мне, что твой воздыхатель участвовал в битве при Чевиот-Хилсе, — заявил Эллиот.
В его голосе звучала холодная уверенность, хотя это была наглая ложь. На самом деле никто ему ничего не говорил. Однако он знал, куда нужно ударить, чтобы причинить как можно больше боли.
— Что мог рассказать тебе английский офицер? — спросила Франсин, сдерживая слезы. Она хотела скрыть свою боль от посторонних глаз. — Ты, наверное, заплатил ему за эту ложь.
— Нет, моя дорогая, это вовсе не англичанин, — ответил он, презрительно усмехнувшись. — Это был шотландский пэр. Человек, который и по званию, и по положению стоит намного выше, чем твой любимый граф.
— Я не верю тебе.
— Дело твое. Можешь верить, можешь не верить, — прошептал Эллиот ей на ухо. — Однако в тот день Уилла Джеффриса мог убить только Кинрат.
Франсин хотела возразить ему, но не успела даже рта открыть, как Личестер потащил ее к ближайшему алькову, а оттуда в небольшой вестибюль.
Схватив женщину за голову, Эллиот зажал ей рот рукой и, навалившись на нее всем своим мощным телом, прижал к стене. Он терся членом о ее бедра, а она тщетно пыталась оттолкнуть его. Впившись губами в ее губы, он стал дергать за ленты на корсаже, пытаясь развязать их.
Когда Эллиот начал лапать ее своими ручищами, Франсин пришла в бешенство. Она отчаянно отбивалась, пытаясь вырваться, дергала головой, но он крепко сжимал ее подбородок своей рукой.
— Прекрати, Эллиот! — выкрикнула Франсин. Упершись руками в его твердое как скала тело, она толкнула его. — Прекрати немедленно! Ты делаешь мне больно!
— Ты скоро станешь моей женой, Фрэнси, — прошипел он, обдавая ее щеки горячим дыханием. — И я научу тебя, как нужно ублажать мужа. Пусть будет немного больно. Это возбуждает еще сильнее.
— Я никогда не выйду за тебя!
Она схватила его за волосы и дернула изо всей силы. Но ее гнев еще сильнее распалил его. Черные глаза Эллиота горели страстью. Неуемной животной страстью. Он смеялся как безумный, впав в экстаз.
Маркиз разорвал лиф ее платья и обнажил груди. Наклонив голову, он, дрожа от возбуждения, пытался обхватить губами ее сосок.
Франсин рыдала от страха, и слезы застилали ей глаза.
— Остановись, Эллиот! — кричала она.
И в этот момент кто-то приподнял маркиза и отшвырнул к дальней стене. Раздался глухой, неприятный стук — это Личестер ударился затылком о деревянную панель и стал медленно сползать на пол.
Оцепенев от страха, Франсин увидела, как к нему подходит Кинрат.
Лахлан схватил Личестера за камзол и, подняв с пола, прижал к стене. Та безобразная сцена, которая открылась его глазам, привела горца в бешенство. Схватив черноволосого ублюдка за горло, он стал душить его, медленно сжимая руками горло.
— Ах ты, ничтожный червь! — возмущался Лахлан. — Мне следовало догадаться, что жалкий трус, который расправляется со своими врагами с помощью наемных убийц, может нападать только на беззащитных женщин.
Даже сквозь густую черную бороду было видно, что от напряжения лицо Личестера стало багрово-красным. Он хватал ртом воздух, в горле у него булькало.
— Кинрат, прошу тебя, отпусти его! — взмолилась Франсин.
Гнев настолько затуманил сознание Лахлана, что он ничего вокруг не видел и не слышал. Однако ее отчаянный вопль пробил этот туман. Он снова стукнул Личестера головой о деревянную стену, одновременно ударив его коленом в пах, и только потом отпустил. Этот жалкий англичанишка потерял сознание и рухнул на пол.
Обернувшись, Лахлан увидел, что Франсин стоит на коленях. Сгорбившись и закрыв руками лицо, она безудержно рыдала. Ее волосы, выбившись из-под украшенных бриллиантами гребней, скреплявших прическу, свисали по плечам и спине.
Лахлан поднял ее и прижал к себе.
— Он… он… хотел… — громко всхлипывая, бормотала она, уткнувшись лицом в его грудь. — Я… пыталась… Я… не смогла…
— Теперь ты в полной безопасности, любимая, — успокаивал он ее. — Я крепко держу тебя.
На шум в коридоре начали собираться люди, желая узнать, что произошло. Франсин в отчаянии схватилась за разорванный на две половины лиф платья, пытаясь прикрыть им свою обнаженную грудь. У нее дрожали руки и так тряслись колени, что она едва держалась на ногах.
Взяв женщину на руки, Лахлан крепко прижал ее к груди и прошел с ней сквозь онемевшую от изумления толпу.
Лахлан возвращался в аббатство Святой Марии Магдалины. До него от поместья Бродсворт было рукой подать. По обе стороны от него ехали Колин и Касберт. Франсин сидела перед ним, крепко прижавшись к его груди. За всю дорогу она не проронила ни слова.
Войдя в монастырскую комнату для гостей, надежно защищенную от вторжений извне, Лахлан посадил Франсин на кровать и опустился перед ней на колени. Он хотел погладить ее по щеке, желая немного утешить, но она увернулась, резко дернув головой.
— Нет! Не трогай меня, — взмолилась женщина. — Господи, пожалуйста, не трогай меня! — Испуганно глядя своими огромными карими глазами, она обеими руками ударила его по руке.
— Это я, Фрэнси, — сказал он тихим, ласковым голосом. — Любимая, я не сделаю тебе ничего плохого. Все будет так, как ты захочешь.
Она все еще всхлипывала, содрогаясь всем телом и кусая губы в попытке успокоиться. Ее золотистые волосы рассыпались по плечам. Графиня по-прежнему прикрывала грудь разорванным на куски лифом, забыв о том, что перед тем как уехать с ней из поместья, Лахлан укутал ее в плед, который достал из своего седельного вьюка.
