— Радуйтесь, что на моем месте не оказался Питерборо, Уолсингэм или, не дай бог, Хейзелмер. Тогда ваш ущерб исчислялся бы не в нескольких синяках, а в паре-тройке сломанных ребер. Оставьте Доротею в покое, мистер Бьюкенен. — С этими словами он повел Доротею обратно в бальный зал.
После этого случая друзья Хейзелмера пришли к заключению, что Доротею нельзя оставлять одну ни на секунду — ни в бальном зале, ни на ином светском приеме, ни во время прогулки в парке.
Все внимание Хейзелмера поглощало управление парой резвых гнедых лошадей на запруженных столичных улицах. Миновав деревеньку Хемпстед и двигаясь к Финчли-Коммон, он отпустил поводья, и лошади, почуяв свободу, рванули вперед. Двуколка стрелой проносилась мимо экипажей, двигающихся с нормальной средней скоростью. Сидящему рядом Джиму Хитчину оставалось лишь молиться, чтобы мастерство хозяина не подвело в самый неподходящий момент. Сгущались сумерки, тени становились длиннее, чернильными пятнами ложась на дорогу и скрывая выбоины и колеи. Джим надеялся, что Хейзелмер сбавит скорость, но этого не случилось. Они молниеносно проскочили через Барнет и теперь неслись по Большой северной дороге по направлению к городку Харпенден, где обычно останавливались на ночлег.
Джим хранил молчание из страха отвлечь хозяина, а не потому, что это было заложено в его характере. Когда неподалеку от Сент-Албанса двуколка лихо обогнала почтовую карету, едва не столкнувшись с ней, насмерть перепуганный Джим от души выругался.
— Что такое, Джим? — услышал он голос Хейзелмера.
— Ничего, милорд, — отозвался Джим и, не в силах сдержаться, добавил: — Если уж вам так охота переломать нам обоим шею, могу подсказать более быстрый способ это сделать.
Воцарилось молчание, затем Хейзелмер негромко рассмеялся.
— Извини, Джим. Знаю, что мне не следовало этого делать.
Он значительно сбавил скорость.
«А вы до сих пор в облаках витаете, — подумал Джим. — Что ж, мы уцелеем, пока двуколка будет ехать по дороге».
Поздно вечером в четверг они прибыли в Лоули, лестерширское поместье Хейзелмера, расположенное между Мелтон-Моубрей и Окемом. Управляющий, суровый мужчина по имени Уолтон, был прав, требуя приезда хозяина. Предстояло проделать огромный объем работ, и они приступили к работе тем же вечером, засев за бухгалтерские книги и наметив план действий на последующие два дня.
Узнав от Джима о том, что его светлость, вероятнее всего, скоро женится, Уолтон намеревался прояснить все вопросы, требующие одобрения хозяина. Он ничуть не сомневался, что ему не удастся второй раз за сезон заставить хозяина совершить путешествие на север. Подобно прочим работникам маркиза, Уолтон научился по голосу распознавать изменения настроения хозяина. Решив, что на этот раз ему ничего не угрожает, он всю пятницу и субботу занимал Хейзелмера делами.
Во второй половине дня в субботу его светлость решил сделать перерыв и удалился в свой кабинет. Заботы последних двух дней, столь отличные от происходящего в Лондоне, помогли ему восстановить душевное равновесие. Заставляя себя работать над решением, повседневных задач, он успешно подавил вихрь эмоций, охвативший его после расставания с Доротеей. Теперь он чувствовал себя гораздо более уверенно.
Хотя на юге страны было тепло, в Лестершире по вечерам дули холодные ветры; поэтому огонь в камине был разожжен. Налив себе выпить, Хейзелмер расположился в удобном кресле у камина, вытянув ноги к самой решетке. Зажав стакан между ладонями, он смотрел на пляшущие языки пламени.
В его сознании всплыл взгляд изумрудных глаз, заставив задуматься о том, чем сейчас занята их владелица. Ах да, бал у Мелчеттов. Вырвавшись из круговерти лондонских приемов, он особенно остро осознал, как сильно ему недостает Доротеи. То, что произошло в гостиной Мерион-Хаус, представлялось ему неизбежным. Он был так зол на нее, когда переступил порог, — в нем говорила скорее уязвленная гордость, а не праведное негодование. Как оказалось, Доротея и сама на него сердится! К счастью, она быстро объяснила, в чем дело. Хейзелмер усмехнулся. За несколько минут Доротея успешно нарушила все правила поведения молодой леди. Он не знал второй такой женщины — за исключением разве что собственной матери, — которая осмелилась бы вообще заговорить о любовницах мужчины, а тем более приступить к нему с расспросами.
Так как характер его отношений с Хелен Уолфорд в свете был хорошо известен, Хейзелмеру и в голову не могло прийти, что Доротее кто-то может преподнести иную версию событий. Очень умно со стороны графа. Хейзелмер смутно припоминал о разногласиях, возникших у них с месье де Ване из-за одного прекрасного создания, находившегося в то время под его защитой. Как же ее звали? Мадлен? Мириам? Он мысленно пожал плечами. Ложь графа сильно расстроила Доротею в тот вечер, и это после инцидента с принцем-регентом! Неудивительно, что в парке она уклонилась от встречи с Хейзелмером и Хелен Уолфорд.
Но зачем, зачем ей понадобилось болтать всю эту чушь о том, что она для него всего лишь вызов? Даже если Марджери Дэрент и вложила эту мысль ей в голову, неужели она с легкостью в нее поверила? Маркиз отхлебнул доброго французского бренди, наслаждаясь текущим вниз по гортани ощущением тепла. Нет, Доротея не могла поверить россказням Марджери. Дэренты уехали из Лондона в понедельник, следовательно, разговор между Доротеей и Марджери должен был состояться еще раньше. Но на ужасном приеме в воскресенье вечером Доротея вела себя как обычно. И на дипломатическом балу она сохраняла невозмутимость, пока принц невольно не открыл ей глаза на происходящее. Даже тогда она лишь разозлилась из-за его, Хейзелмера, поведения, но не кипела от праведного гнева. Только вмешательство графа полностью лишило ее самообладания, так что она едва не плакала. Что ж, их поцелуй в гостиной должен был прояснить ситуацию. Не могла же она не понять такой намек?
До того дня Хейзелмеру не приходило в голову, что, полюбив Доротею, он вложил в ее руки орудие, способное больно ранить его. Лишь ограниченный круг людей мог оказывать воздействие на независимого и уверенного в своих силах маркиза: его мать и сестра Элисон, Тони и Ферди и, до некоторой степени, Хелен. Доротея значила для него гораздо больше, чем все они, вместе взятые. Но если человек должен мириться с подобной уязвимостью, значит, так тому и быть. Доротея обрушила на него свой гнев лишь потому, что была уязвлена его мнимой изменой. Ему нужно просто проследить, чтобы подобных непониманий в будущем больше не возникало.
Так каков же теперь характер их отношений? В большей степени таков, каким он был и раньше, за исключением, пожалуй, того, что теперь она знает о его к ней любви. Если события станут развиваться так, как запланировано через месяц или около того они поженятся. Тогда его раздражение и ее неуверенность останутся в прошлом.
Хейзелмер оторвал взгляд от потолка, который до сих пор созерцал, и снова сосредоточил внимание на пламени в камине. Некоторое время он с удовольствием предавался чувственным мечтам, главной героиней которых выступала Доротея, затем вошла экономка и сообщила, что ужин подан.
