Я слышу голоса из ванной в соседнем номере, и у меня сжимается сердце. Мир вокруг уже просыпается. Отогнав первый приступ вины, я говорю себе, что ни за что и никогда не буду об этом сожалеть. Потом я одним глотком выпиваю минеральную воду из маленькой бутылочки у зеркала и поздравляю себя с тем, что я из той породы людей, которые повсюду носят с собой зубную щетку. За последний год я не удалялась дальше почты, так что у меня начало складываться ощущение, что щетка в сумочке мне ни к чему, но наконец сегодня она востребована.
Я высовываюсь из-за двери и втаскиваю свою сумку в ванную. Мне приходится выложить оттуда сверток Розы, чтобы добраться до зубной щетки. При воспоминании о Розе я усмехаюсь — видела бы она меня сейчас! А еще я воображаю, как могла бы напугать Люка — представьте, он просыпается, а я сижу на краю кровати в свадебном платье. Я прогоняю улыбку с лица, пытаясь вообразить, в чем была на свадьбе его жена. О боже — все это так безнадежно.
Я паникую. И все-таки… Все-таки меня не покидает восхитительное блаженство, оно продолжает циркулировать по моим жилам. В каком-то смысле все это имеет для меня такое значение именно потому, что он женат. Холостому человеку легко давать авансы и притворяться, что все это чрезвычайно серьезно, а потом его уносит порывом ветра, и ты понимаешь, что сама ты его толком даже не интересовала, просто он совершал привычный ритуал. Люка же, наверное, очень мучался и. как мог, сдерживал себя. Я знаю, что это нехорошо, но мне втайне приятно, что он женат, — он честный человек, и тем не менее он меня поцеловал, а это значит, что ему действительно очень сильно этого хотелось. Я нахожу удовольствие в том, что всегда в людях презирала. Хуже того, я знаю, что хочу продолжения. И хотя, скорее всего, ничего хуже продолжения в данном случае и придумать нельзя, я ощущаю на себе давление неизбежности. Я понимаю — возможно, он проснется с головной болью и. может быть, будет рассматривать все происшедшее как временное помрачение рассудка — чего только люди спьяну не вытворяют! — но в глубине души я уверена, что это обязательно случится снова. Вопрос лишь в том, кто сделает первый шаг.
Меня охватывает восхитительное и пугающее чувство предвкушения. Я с рвением полирую зубы щеткой, надеясь таким образом изгнать само воспоминание о граппе, и гляжусь в зеркало. С одной стороны головы мои волосы прижаты, а с другой — завиваются густыми африканскими кудряшками. Вчера такие кудряшки покрывали всю мою голову. Ночью я так стерла подбородок о его бороду, что теперь он похож на розовый теннисный мячик. Завтра начнет облезать, но сейчас я наслаждаюсь тем, как он чешется и горит — это напоминает мне о том, сколько понадобилось страстных поцелуев, чтобы довести его до такого состояния. Я решаю быстренько окунуться в ванну, чтобы освежиться, но как только я открываю кран, он начинает дрожать и громко хрипеть, так что я тут же закручиваю его обратно, не дожидаясь, когда хлынет вода. Я подкрадываюсь к двери, чтобы посмотреть, не разбудила ли я Люка. Он перевернулся, но глаза закрыты. Я любуюсь его лицом. Не хочу, чтобы это заканчивалось. Люка опять шевельнулся. Внезапно яначинаю нервничать — а вдруг он проснется и будет вести себя так, словно ничего не случилось? Я этого не вынесу. Я лечу к кровати, распуская на ходу тогу из покрывала, чтобы мигом ее сбросить и юркнуть к нему в постель, но я не успеваю — Люка уже потягивается и, щурясь, смотрит на меня.
— Buon giorno!
[81]
— сонно улыбается он.
Я судорожно подтягиваю покрывало к груди.
— Buon gì orno!
— Какая ты красивая!
Я пытаюсь пригладить растрепанную часть волос, но Люка показывает на туалетный столик. Я поворачиваю голову и обнаруживаю, что моя спина и задница во всей своей упитанной красе отражаются в зеркале. С писком укутываюсь сзади, но в результате открывается грудь — я едва не плачу от стыда и огорчения. Люка лукаво улыбается, наблюдая за моими беспорядочными трепыханиями. Потом протягивает ко мне руку… И тут стучат в дверь. Мы замираем.
Это мама. Я понимаю это в тот же миг! Мама села на первый утренний паром и приехала проверить, все ли со мной в порядке. Как мы объясним ей все это?!
— Colazione! Завтрак! Слава богу!
— Venire!
[82]
— говорит Люка.
Я опускаю глаза и вижу, что дыра в покрывале расположена как раз у меня на животе, как мишень. Ужас! Я пытаюсь скрыться в ванной, но покрывало слишком плотно обмотано вокруг меня, я наступаю на волочащийся край и шмякаюсь на пол, больно ударяя локоть. А-а-а-а! Дверь открывается. Сверху вниз на меня смотрит женщина с большим деревянным подносом. Я не могу пошевелиться, потому что в этом случае рискую продемонстрировать ей дыру в покрывале, поэтому я просто расслабляюсь, прижимаюсь щекой к прохладной плитке пола и улыбаюсь.
Женщина озабоченно смотрит на Люка. В ответ он пожимает плечами, как будто говоря: «Ну, в чем- то она права — на улице почти тридцать градусов!»
Переступив через меня, женщина предлагает накрыть завтрак на балконе.
Люка одобряет. Как только она выходит из комнаты, я червячком уползаю в ванную, захлопываю дверь ногой и. ухватившись за биде, кое-как принимаю сидячее положение.
Потом я закрываю голову руками и жду, когда же этот кошмар кончится.
— Ким? — В дверь ванной тихонько стучат.
Я не отвечаю.
— Она ушла! — шепчет Люка.
— Ну и что! — восклицаю я. — Мне стыдно — я не выйду!
Люка не отвечает. Однако через минуту он появляется в ванной с полным подносом всякой снеди. Люка оглядывается в поисках места, куда бы его поставить. Раковина неровная, биде — слишком низко… Но посредине ванной он помещается идеально.
— Я сяду здесь, — говорит он, помогая мне подняться на ноги. И добавляет после минутного колебания: — В полотенце тебе будет удобнее.
Люка протягивает мне полотенце и отворачивается. По большому счету, поздно — он уже все видел. Тщательно замотавшись в махровое полотенце, я хлопаю его по плечу. Одним движением Люка подхватывает меня на руки и опускает в ванну.
— Удобно?
— Да, — говорю, не зная, чему поражаться больше — тому, что я сейчас буду завтракать в пустой ванне, или тому, что он поднял меня на руки без видимого усилия.
Люка забирается в ванну с другой стороны и просовывает ноги справа и слева от меня. — Кофе? Я киваю.
— Cornetto? — Я знаю, что в Италии так называют круассан, но мне все равно смешно.
Я наклоняюсь вперед и беру кусочек губами прямо из его руки, не мучаясь, как обычно, угрызениями совести за фривольность жеста.
— Baci?
[83]
Я снова наклоняюсь к нему и целую в губы, немного измазываясь при этом в малиновом джеме.
