— … это, безусловно, безумный риск — белый человек предлагает, переодевшись в туземца, пробраться через город, набитый мятежниками! А если его поймают и донесение попадет к ним в лапы — что тогда, Нэпир?
— Абсолютно справедливо, сэр, — заметил Нэпир, — но направить Кэмпбеллу проводника, который сможет точно указать ему путь — лучше, чем послать ему тысячу писем с указанием маршрута. А Каваноу знает все улицы не хуже базар-валла.
[168]
— Не сомневаюсь в этом, — проворчал Аутрам, — но он напоминает туземца не более, чем попугай моей тетушки. Что там говорить — он более шести футов ростом, огненно-рыжий с голубыми глазами, а говорит на ломанном хинди с акцентом уроженца Донегала! Кананджи, возможно, и не сумеет провести Кэмпбелла, зато мы, по крайне мере, можем быть уверены, что он передаст ему послание.
— Кананджи клянется, что не пойдет, если мы пошлем с ним Каваноу. Он готов идти один, но утверждает, что Каваноу сразу привлечет к себе внимание.
— Так-так-так! — слышно было, как Аутрам, бормоча, раскуривает свежую сигару. — Проклятье. Нэпир, он — отважный человек… и я уверен, что если ему удастся добраться до Кэмпбелла, его знания подходов к Лакноу будут неоценимы — но его сложнее замаскировать, чем… любого другого человека в гарнизоне.
Я слушал все это с некоторым интересом. Я знал Каваноу, огромного веснушчатого ирландского увальня — штатского, который провел все время осады играя в жмурки с панди в туннелях под нашими позициями. Он всегда казался мне несколько безумным, а сейчас он явно сошел с ума, так как, исходя из того, что я слышал, предлагал пробраться сквозь вражеский лагерь к Кэмпбеллу. Я понял, в чем состоит проблема Аутрама — Каваноу был единственным человеком, который смог бы провести войска Кэмпбелла, если только ему удастся до него добраться. Однако можно было поставить всю лотерею Таттерсолл
[169]
против пустой жестянки, что панди сразу же схватят его, под пытками вырвут из него донесение и будут наготове, чтобы встретить надвигающегося Кэмпбелла. Ну что ж, слава богу, что не мне все это решать…
— … если он сможет замаскироваться так, что проведет даже меня, то пусть идет, — в конце концов сказал Аутрам. — Но я, во имя всего святого, хотел бы, чтобы Кананджи шел вместе с ним — учтите, я не упрекаю его за то, что он отказывается, но… если бы нашелся кто-нибудь еще, готовый идти в одиночку — какой-нибудь хладнокровный человек, который бы сумел без вопросов пробраться через лагерь туземцев и даже смог ответить, если бы панди пришло бы в голову о чем-нибудь его спросить — потому что если в ответ на это Каваноу распахнет свою ирландскую пасть… стоп! Ну конечно же, Нэпир, это тот самый нужный нам человек! Как нам не пришло в голову…
Я сорвался с койки и был уже на полпути к выходу, прежде чем Аутрам закончил последнюю фразу. Я прекрасно понял, чье имя вот-вот всплывет в его памяти в качестве кандидата на этот последний безумный подвиг. Я задержался лишь для того, чтобы схватить сапоги и на цыпочках быстро подбежал к ограде у веранды. Теперь один рывок в сад — и потом меня могут искать хоть до рассвета… но, проклятье — не успел я спуститься и на пять ступеней, как двери распахнулись и показался Аутрам, указывающий своей сигарой прямо на меня и с видом Сэма Гранта, пропустившего пару стаканчиков, воскликнул:
— Флэшмен! Смотрите, Нэпир — вот наш человек! Могли бы вы выбрать лучшего?
Конечно же, Нэпир не мог — да и кто бы мог, если под рукой оказался сам знаменитый Флэши, вполне созревший для того, чтобы его сорвали и бросили прямо в очередную кровавую кашу? Черт побери — вот это способ выбирать человека, а все благодаря моей раздутой репутации отчаянного храбреца и сорви-головы. И, как всегда, я ничего не мог с этим поделать, кроме как стоять, невинно хлопая глазами, в одних чулках, пока Аутрам повторял все, слышанное мною раньше, подчеркивая, что именно я — тот самый человек, который может счастливо пройти через всю эту мерзкую эскападу, чтобы протянуть руку помощи отважному ирландцу. Я слушал его со все возрастающим ужасом, который скрывал за сосредоточенным и задумчивым выражением лица, а затем ответил, что, конечно же, они могут всецело располагать мной, но разумно ли все это, джентльмены? Не то чтобы я имел в виду сам риск (Боже, что мне только приходилось говорить!), но я действительно сомневаюсь, чтобы Каваноу удалось пройти. Конечно, слегка смущает то, что я еще не вполне оправился от болезни… правда, было бы обидно, если бы все дело провалилось из-за простой нехватки сил… особенно если туземец абсолютно точно сможет пробраться…
— В этом гарнизоне нет преданного сипая, который мог бы сравниться с вами по ловкости и хитрости, — отрывисто бросил Аутрам, — или который мог бы хоть как-то гарантировать, что Каваноу доберется до цели живым и невредимым. Не вы ли недавно изображали перед леди старого пуштуна? Что же касается вашей болезни, то я заметил: что бы ни случилось, ваши физические силы всегда соответствуют силе вашего духа. Все что вам нужно Флэшмен, это хорошее еда и выпивка — тогда вы готовы снова ввязаться в любое опасное дело, не так ли?
— Мне кажется, — улыбаясь заметил Нэпир, — что он больше заботится о Каваноу, чем о себе самом — не правда ли, Флэшмен?
— Ну, сэр, поскольку вы сами сказали об этом…
— Я знаю это, — проворчал Аутрам, затягиваясь своей чертовой сигарой, — у Каваноу — жена и дети, но, видите ли, он вызвался добровольцем и именно такой человек сейчас может пригодиться Кэмпбеллу — в этом также нет сомнения. Остается только доставить туда нашего ирландца. — И этот грубоватый простак окинул меня тяжелым взглядом и пожал мне руку, словно все уже было решено.
В общем-то, так оно и было. Что же я мог поделать, чтобы не потерять свою репутацию? Поскольку к тому времени моя слава храбреца была такова, что даже если бы я хлопнулся на пол, визжа от страха, они скорее всего не приняли бы этого всерьез, а подумали бы, что это одна из моих глупых шуток. Как собаку назовете — клянусь Богом, так она и проживет свою жизнь, причем хорошее имя вовсе не означает, что жить она будет дольше.
Так что вечер я провел, натираясь сажей и гхи, содрогаясь от ужаса и проклиная свою глупость и печальную судьбу. Ну вот, одиннадцать часов! Я подумал было сделать еще одну попытку замолвить словечко Нэпиру, ссылаясь на свою болезнь, но не рискнул; он обладал острым взглядом на такие вещи, а Аутрам будет еще более жесток, если только заподозрит, что я пытаюсь уклониться. Я чуть не разрыдался, когда увидел Каваноу; он был похож на Синдбада-морехода, со взглядом сказочного менестреля, в гаремных шлепанцах, с огромным мечом и щитом. Я замер в дверях, прошептав Нэпиру:
— Боже мой, да ведь этим не обманешь и ребенка! Все эти чертовы панди бросятся за нами с криками: «Пенни для Гарри Фокса!»
[170]
