Движение оставалось таким же плотным и медленным, как и на краю, за исключением полосы, которую расчистили военные. Но теперь навстречу попадалось больше перекрестков, а следовательно — было больше задержек. Коляска подъехала к большой развилке и затормозила, ожидая своей очереди свернуть внутрь Впадины.
Фурд сказал:
— Тахл, насчет возницы…
— Что такое, коммандер?
— Почему он так зол? Его гнев прямо волнами идет на нас.
Тахл ответил не сразу.
Коммандер, когда вы решили вернуться в Блентпорт на коляске, вы посчитали это важным?
— Да. Я хотел указать Суонну его место, но это также важно для меня. А почему вы спрашиваете?
— Возница полагал, что это для вас важно. Поэтому вызвался нас отвезти.
— Я не понимаю.
Тахл вежливо выждал, пока до Фурда не дошло.
— Вы имеете в виду, что из-за эвакуации ему не позволят уехать… а если он останется, ему удалят ядовитые железы?
— Да, коммандер, это возможно.
— А он знает об этом?
— Да, коммандер. Мы поговорили об этом еще на поляне. Он сказал, что согласился отвезти вас и доведет дело до конца.
— Тахл, нам нужно все остановить. Я понятия не имел. Я позвоню Суонну, мы вызовем флаер…
— Я бы не рекомендовал, коммандер. Не пытайтесь его остановить. Он скорее убьет вас, чем позволит себе прервать поездку.
Фурд открыл коммуникатор.
— Да, коммандер?
— Кир, мы въехали в Чашу. Будем у корабля через час. Как там обстановка?
— Переоснащение почти закончено, но мы полностью окружены. Около посадочной площадки куча команд с других кораблей, они тут застряли из-за нас. И персонал порта. И войска, которые по идее должны держать остальных подальше, но ничего не делают. После нашего последнего разговора люди шли, не переставая.
— Что-нибудь еще?
— Да. Суонн приезжал к кораблю. Просил разрешения взойти на борт.
— Какого хрена… — Фурд редко ругался вслух, на сегодня лимит был исчерпан. — Какого хрена он вздумал, что может подняться на борт моего корабля?
— Именно это практически дословно сказал ему Смитсон.
— И чего он хотел?
— Сказал, что настроение людей вокруг корабля предсказать трудно и он не станет силой прогонять их с нашей площадки, не попробовав для начала способ получше.
— Получше? Мне казалось, у Смитсона есть идея.
— О ней он и говорил. Смитсон попросил Суонна вызвать на помощь командира гарнизона, полковника Буссэ. Смитсон познакомился с ним на одном из приемов директора, когда мы приземлились в первый раз…
— На одном из тех, куда я не пошел?
— Да, коммандер. Смитсону он понравился.
— Понравился? Смитсону?
— Да, он сказал, что Буссэ — один из немногих настоящих людей в Блентпорте. В общем, директор передал, что попросил полковника помочь вам. Это все.
— Значит, Смитсон попросил Суонна позвать Буссэ на помощь. Суонн явился лично, чтобы ответить да, а Смитсон…
— Именно, коммандер. Сказал ему валить на хрен. — Она рассмеялась. Голос у нее был приглушенный и красивый, хотя она могла сделать его и невероятно уродливым. — Мы по-прежнему осыпаем его оскорблениями?
Тахл улыбался; Фурд видел это не по краешкам губ, чуть поднявшимся вверх, не по изменению в выражении глаз, он просто знал. И захлопнул коммуникатор.
Коляска громыхала вперед.
— Теперь уже поздно, Тахл?
— Для чего, коммандер?
— Для возницы. Теперь, когда мы въехали во Впадину.
— Да, коммандер.
Через какое-то время Фурд сказал:
— Вы уверены? Я могу надавить на Суонна, воспользоваться нашим особым статусом…
— И что дальше? Не взлетать?
Шахранин, особо не показывая, относился к фразе «Вы уверены?» примерно так же, как Смитсон к вопросу «Вы все поняли?».
— Хорошо, но этот закон об удалении ядовитых желез… вам-то тем более…
— Коммандер, этот закон, несомненно, скоро отменят. Большинство людей считают его неправильным.
Они ехали дальше. Кир на связь не выходила. Возница молчал. Тахл почти ничего не говорил, но Фурд не отвечал и на это. В окне по-прежнему дрожала паутина, чья слюна стекала по частичкам дерева и сухой краски, которые бросил коммандер, — пожалуй, то было самое апокалиптическое событие в жизни этого существа.
Путешествие начало сжиматься вокруг них.
Они держались быстрых многополосных шоссе, а потому проезжали в основном через пригороды. Дорога частенько взмывала над землей, арки поднимались над затопленными или перенаселенными зонами, будто покрывая их слоем косметики. Потом коляска добралась до районов, которые когда-то были поросшими травой лугами и разделяли города, но теперь из-за экономических приливов и отливов стали частью мегаполиса Впадины, со своими богатыми и бедными кварталами.
Повозка ехала через пустоши, покрытые струпьями пустых зданий, где росли и умерли чьи-то дела. Через огромный, громогласный рынок, где на крюках висели свежие, сочащиеся кровью трупы, увешанные табличками вроде «Дикая химера, вручную убитая шахранином» или «Свежий ангел, только что из воздушной ловушки» (кто-то поработал над надписью, получилось «свежепадший»). Через политические и финансовые районы, где люди скорее бывали, чем работали, отдыхали в придорожных барах или вкушали роскошные обеды в безымянных ресторанах, в которых подавали блюда из химер и ангелов и не писали цен в меню из соображений хорошего тона. Повозка ехала через жилые районы с массивными многоквартирными домами плавных, органических очертаний. Некоторые походили на пчелиные соты, смягчая солнечный свет, превращая его в зернистую решетку, а некоторые были спроектированы так, чтобы выглядеть не построенными, а застывшими на пороге превращения в некую высшую форму жизни. Повозка ехала через, или вокруг, или над районами столь разными, что, казалось, не могли встретиться на одной планете, но, тем не менее, они были связаны друг с другом прочно, как нервные окончания; соседние почтовые индексы словно находились в разных вселенных.
А иногда после лихорадочной гонки приходила пора лихорадочной медлительности; зажатые со всех сторон перекрестки походили на архипелаги, и даже военный эскорт не мог сразу расчистить путь. В такие минуты воздух становился густым и тяжелым, как застоявшаяся вода, и автомобили, забившие дорогу, напоминали тени на океанском дне, отбрасываемые чем-то, плывущим на поверхности в соленом штиле.
Даже когда коляска ехала быстро, казалось, она стоит на месте, а вокруг двигаются, разворачиваются города и районы, примеривают на себя разные одежды, беспокойно, одержимо меняют личины, не в силах решить, кто же они есть на самом деле. Дорога и транспорт на ней извивались, шли вперед, и вокруг, и внутрь, и вовне, подобно потоку антител в поисках инфекции.
