Кабинет Фурда практически прилегал к командному отсеку, их соединяла короткая прогулка по смежному коридору. Когда истекли четыре минуты пятьдесят секунд, Кир миновала это небольшое расстояние, постучалась в дверь и стала ждать. Фурд крикнул «Входите», она подчинилась, закрыла за собой дверь и осталась стоять, как в прошлый раз.
Коммандер сидел за столом. Он посмотрел на нее.
— Я бы хотел поговорить с вами о Джосере.
— Я знаю, что позволила себе поспешные высказывания, коммандер, но не откажусь от своих слов.
— Дело не в этом. Он тревожит вас, и я хотел бы знать почему. Можете говорить свободно.
Он общался с ней так, словно предыдущего разговора не было. Линейка со стола исчезла.
Кир выдержала паузу и сказала:
— На мостике, когда он сказал, что это будет убийством…
— Или пытался, пока вы не крикнули на него.
— Позже он сказал мне, что на его месте так поступил бы любой порядочный и нормальный человек.
— А вы что думаете?
— Никто на этом корабле не имеет права быть порядочным или нормальным… Я не доверяю ему, коммандер.
— Скажите мне почему.
— По трем причинам. Во-первых, он всегда лавирует в поисках правильной позиции, словно ожидает, что его слова и поступки сыграют на публику в будущем. Во-вторых, он посредственно работает; вполне приемлемо для обычного корабля, но не для этого. В-третьих, и это вывод из первого пункта, я думаю, что он — ставленник Департамента.
— Далеко не первый, — сухо заметил Фурд.
— Я по-прежнему могу говорить свободно, коммандер?
— Разумеется.
— Он опасен. Избавьтесь от него, уберите его с мостика любым возможным способом. Не потому что он шпион, у нас они и раньше были, а потому что он абсолютно посредственный.
Фурд замолчал на несколько минут, размышляя.
— Спасибо, — наконец сказал он. — Вы помогли мне. Увидимся на мостике.
Она повернулась и вышла, зная, что он смотрит на покачивающиеся складки ее юбки.
Коммандер зевнул, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и снова прислушался к тихому шуму, царящему на мостике. Тот всегда напоминал ему о длинных летних вечерах из детства, когда Фурд в одиночестве лежал с закрытыми глазами на переполненном пляже и слушал: плеск воды, громкие крики других детей, низкие голоса взрослых, которые устало перекидывались репликами так, словно играли в пляжный волейбол, и допплер-эффект от топота ног, когда кто-то пробегал мимо. Детство коммандера было сложным и одиноким, но довольно счастливым; по крайней мере, пока не пришла тьма.
Он подготовился к бою аккуратно и тщательно, как всегда. Он знал, как уничтожит Ее. Долго работал с Кодексом корабля, совокупностью всех девяти разумных ядер, и выжал из бортовых компьютеров все подробности о системе Гора и об известных и только возможных способностях «Веры». Затем сконструировал сложную систему из действий, противодействий, запасных планов и отступлений. А теперь она, как и сам «Чарльз Мэнсон», пришла в движение — плотная, как свинцовая гора, точная, как древний часовой механизм, и столь четко сбалансированная, что даже легкое касание перышка могло запустить ее в нужном направлении. Поэтому сейчас Фурд мог позволить себе расслабиться.
— Коммандер, — сказал Тахл, — мы находимся на двойном расстоянии от границы, на которой, по известным данным, Она способна перехватывать сообщения. Вы просили уведомить вас об этом.
— Спасибо. С этого момента до дальнейшего распоряжения мы не будем посылать или принимать каких-либо сообщений извне без моего разрешения. Пожалуйста, уведомите Шахру; а потом отключите их каналы связи.
Почти все хотели узнать хоть что-нибудь о «Вере»: кто Она такая, откуда прибыла, почему это делала. Фурду же было искренне все равно. Его заботило лишь то, что Она являлась единственным противником, за исключением других «аутсайдеров», кто мог сравниться с ним. Остальные пытались понять Ее сущность и мотивы, и если бы кто-нибудь что-нибудь нашел, то ему бы сразу сообщили. С некоей холодной иронией, присущей шахранам, Фурд хотел уничтожить «Веру» прежде, чем кто-то выяснит, что же Она такое.
Почти все, кто служил или командовал на «аутсайдерах», попали сюда, так как по разным причинам их не могли принять на обыкновенные корабли. Фурд редко думал о том, почему он не подошел; возможно, дело заключалось в его нежелании верить. Он считал, что другие люди, особенно те, кто отдавал ему приказы, слишком сильно полагались на реальность собственного существования и вселенной вокруг них. Человеческие чувства без всякой помощи могли воспринимать мир вокруг в диапазоне от 10-4 до 10+4. Оптические и механические устройства расширяли спектр от 10–10 до 10+10. Электроника давала от 10–25 до 10+25, а знания, благодаря которым сумели построить «Чарльз Мэнсон», позволяли получить от 10–50 до 10+50. На каждой стадии восприятия реальности конструировался корпус знаний, а уже на нем росли философские, политические, культурные и социальные образования. Сначала была заводная вселенная Ньютона, потом относительный хаос Эйнштейна, хотя Альберт и хотел только гармонии; потом появилась малая, но уходящая внутрь сумятица квантовой неопределенности, затем произошел возврат к постньютоновскому заводному механизму. Но за всеми этими концепциями лежал глубокий и обширный хаос, просто пока не видный; когда его узрят, люди уже не будут путешествовать в механизмах, наподобие «Чарльза Мэнсона».
Каждая следующая ступень осознания реальности доказывала, что ее предшественница — всего лишь химера, и ожидала, когда ее последовательница поступит с ней так же. Но все они были частью единого процесса роста во времени, так как, по мысли Фурда, обладали свойствами иллюзии. Во вселенной, в которую верили на данный момент, Фурд служил существовавшим на данный момент властным институтам и применял имеющиеся на данный момент знания и технику для исполнения приказов, но разница между Фурдом и его командирами заключалась в следующем: распоряжающиеся верили в то, что вселенная имеет смысл, а коммандер знал, что так и есть. Но только в ее собственных терминах.
Спустя восемьдесят минут «Чарльз Мэнсон» без всяких происшествий миновал Пропасть и пересек орбиту Гора 4, обогнув планету по широкой дуге, как и замышлял Фурд. Каанг начала снижать скорость для вхождения в Пояс. Когда фотонная тяга упала ниже семидесяти процентов, с экрана мостика исчезла симуляция, ее заменила реальная картинка с наложенными поверх вертикальными фильтрами и компенсаторами для корректировки спектрального сдвига; а потом и эти ухищрения сократились и исчезли, когда мощность двигателей уменьшилась до двадцати.
— Перехожу на ионную тягу, — сказала Каанг.
— Место положения «Веры» по-прежнему «девяносто девять»-«девяносто восемь»-«девяносто шесть», без изменений, — отрапортовал Джосер, даже не повысив голоса, когда раздался легкий бархатный стук, бывший вместе с краткой вспышкой огней на консоли Каанг, да хрюканьем, похожим на одобрение Смитсона, единственным признаком переключения двигателей. — Никакого фиксируемого движения или активности на каких-либо частотах, — добавил Джосер.
