— Я не спрашивал, что это было. Я спрашивал, в чем причина?
— Такие неисправности довольно часто встречаются на грузовых судах, капитан.
— Так, я попытаюсь еще раз. В чем. Причина.
Пауза.
— Я не знаю.
— Вы не можете дать гарантии, что тут не замешана Она.
Начальник конвоя решил промолчать.
«Ну, давай, — подумал Коупленд, — это же всего лишь двойное отрицание». Но настаивать на ответе не стал.
Это была Она.
В конвое из тридцати одного беспилотного грузовика номер двадцать девять неожиданно проявил самостоятельность и отправился в путешествие примерно на три минуты, после чего снова вернулся в строй. С грузовыми судами, управляемыми дистанционно, такое случалось не так уж редко, а по возвращении заблудший четко отвечал на все сигналы. Никаких доказательств того, что здесь поработала какая-то внешняя сила, не было. Тем не менее по настоянию Коупленда они все проверили и перепроверили самым тщательным образом.
Он знал, что это Она.
— Вы не можете быть уверены, что тут не замешана Она! «Возможно, этого больше не повторится» меня не устраивает.
Лицо начальника конвоя, занявшее весь маленький экран коммуникатора на ручке кресла, не выдало даже толики беспокойства, только упорное желание не поддаваться угрозам, хотя окрик командира породил немало волнений среди команды Коупленда на мостике. Начальник был из гражданских.
Коупленд разбирался в гражданских пилотах и понимал людей, которые не потерпят угроз. Он замолчал, пристально смотря на экран, а тишина длилась, становясь оглушительной. В конце концов начальник конвоя под воздействием столь едкого взгляда беспокойно заерзал.
— Капитан, я…
— Пока, — спокойно и мягко сказал Коупленд, — вы не сообщите мне, в чем конкретно причина неполадки, я буду предполагать, что в инциденте виновата Она. Это значит следующее: мой корабль остается в состоянии полной боевой готовности, и, если любое судно конвоя снова нарушит строй, я могу отдать приказ уничтожить его. Не исключая управляемый экипажем головной грузовик, то есть ваш корабль.
— Капитан, я…
— Погодите, я с вами еще не закончил.
Коупленд был большим, страдал от избыточного веса, и бремя его тела казалось неразумным и капризным для капитанского кресла, его пришлось даже дополнительно укрепить. Комплекцией командир напоминал кусок сырой свинины с глазами, похожими на головки угнездившихся в мясе опарышей. Капитан резко переводил взгляд с бокового экрана на главный, висящий перед мостиком, где грузовики, тридцать один тупой беспилотник, под управлением тупого корабля с экипажем растянулись на мили, уткнувшись одинаковыми носами в одинаковые хвосты. Конвой неуклюже двигался вперед без каких-либо происшествий, а Коупленд неуклюже развалился в кресле, изрядно волнуясь. Его не убедили. Инстинкты капитана всегда отличались пессимизмом и точностью.
Он вновь окинул суровым взглядом офицеров, собравшихся на мостике, силуэтами проступавших на фоне главного экрана, и рявкнул:
— Доложить о ходе операции!
— Сканеры: зрительного контакта нет. В полной боевой готовности.
Коупленд обращался к подчиненным и заставлял их обращаться друг к другу не по имени, а по должности — во флоте уже мало кто придерживался такой практики, она считалась устаревшей.
— Орудия: все включено и готово к запуску.
— Инженерные службы: повышенная готовность по всем двигателям.
— Связь: поддерживаю открытые каналы с Анубисом три и четыре. Они не засекли каких-либо других кораблей. — Пауза. — Начальник конвоя ждет ответа, капитан.
Коупленд повернулся к экрану связи — кресло под ним скрипнуло — и нараспев произнес:
— Начальник конвоя, я рад сообщить, что теперь могу принять ваш рапорт.
Человек на экране уже хотел нахмуриться, но передумал. Большинство капитанов принимали рапорты о текущей обстановке не так часто, Коупленд же запрашивал их каждые тридцать или сорок минут, используя практически как мантры. Они помогали ему сосредоточиться.
Начальник конвоя проверил показания приборов:
— До прибытия на Анубис четыре осталось два часа двенадцать минут. Системы управления в порядке. Со времени последнего сообщения инцидентов не произошло. Но…
— Принято.
— Тем не менее я со всем уважением хочу снова вас попросить подойти ближе. Нам нужно нормальное сопровождение.
— Со всем уважением я вынужден вам отказать.
— Коммандер, этот груз срочно необходим на Анубисе четыре.
— Будьте точнее. Вы направляетесь на спутник Анубиса четыре. И там вас ждут ровно с таким же нетерпением, как и во все прошлые разы.
— После Ее появления все изменилось. Мне нужно напоминать, что вы сами вызвались сопровождать этот конвой?
— Я вызвался потому, что было политически невозможно приказать менее крупному кораблю отправиться на такое задание.
А про себя добавил, что у других кораблей не осталось бы даже шанса, если бы Она вдруг появилась тут, а я не посылаю других на верную гибель, когда могу сам отправиться на, возможно, не столь верную.
— Капитан, если вы не подойдете ближе, я буду вынужден предположить, что вы используете нас в качестве приманки! Вызываете противника на атаку.
— Едва ли я смогу вас защитить, если нападение не произойдет.
Он отключил связь до того, как начконвоя смог бы увидеть за умным ответом явное «Да, это так». Когда маленький экран потух, Коупленд просканировал неподвижно застывшие силуэты офицеров на признаки хоть какой-нибудь реакции. Ничего не увидел. Они точно знали, что он имел в виду, но спиной чувствовали его взгляд и предпочитали дальше играть роль картонных трафаретов.
— Пилот, он сказал, что до Анубиса четыре осталось два часа двенадцать минут. Это точные сведения?
— Да, капитан.
— Слишком долго.
— Быстрее конвой идти не может, капитан.
Коупленд презрительно фыркнул, причем настолько сильно, что все его тело вздрогнуло, а вслед за ним заскрипело анатомическое кресло, на котором неопрятно и несимметрично развалился командир. За последние часы этот треск стал чуть ли не вторым голосом, предвещая и эхом провожая все смены настроения (и позы, что было одно и то же) капитана, подобно фамильяру. Услышав знакомый звук, офицеры на мостике всякий раз напрягались, потом пытались расслабиться, а затем напрягались еще больше, на случай если командир заметил их беспокойство до того, как они успели его скрыть. Процесс стал сродни вечному двигателю.
Некоторые члены команды полагали, что мозг Коупленда настолько же маленький, насколько огромно его тело, другие же считали капитана настолько же сообразительным, насколько тяжеловесным он был. Он знал о мнениях экипажа, но предпочитал в равной степени игнорировать оба.
