Но то была самая легкая часть; ее они просчитали. Оставалось лишь все медленнее приближаться к Гору 4 и ждать, пока корабль не доберется до критической точки. Затем, удостоверившись, что Она идет следом и не направляется прямо к Шахре, они должны были ввести «аутсайдер» в орбиту, причем внезапно, как будто отреагировав на Ее приближение. Они тщательно все спланировали и неоднократно прогнали на симуляциях; но в реальности после совершения маневра они окажутся в гравитационном поле Гора 4. Ничто не стоило такой участи, кроме шанса уничтожить Ее.
— Командир, — пробормотала Кир. — Я знаю, в чем разница.
— Какая разница?
— Между таинственным и загадочным.
— Ну и?
— Я лучше оставлю свою мысль невысказанной.
Более сложной задачей стала подготовка и запуск двух снарядов. Трудность заключалась в том, что от них зависели все последующие события. Если ракеты не сработают, «Вера» беспрепятственно пролетит к Шахре, а корабль Фурда рухнет на Гор 4.
Но они должны были сработать. Простые, относительно маленькие и, самое главное, инертные, они не таили в себе и крупицы загадочности. Прежде чем «Чарльз Мэнсон» выйдет на орбиту, их надо было тихо запустить в определенной точке (просчитанной заранее), чтобы снаряды полетели параллельно «аутсайдеру», но не попали в ловушку и пошли по траектории, проложенной дальше от планеты.
Фактически в ракетах не было практически ничего, кроме двигателей да втиснутой в крохотное пространство боеголовки из Е91, самой концентрированной взрывчатки, когда-либо созданной человеком. Документы не обманывали: она воздействовала на ограниченную территорию с интенсивностью ядерного заряда, но в отличие от последнего оставалась инертной, и ее не могли обнаружить вплоть до момента детонации. Двигатели высокоинтенсивных частиц давали мощное ускорение, но только на короткой дистанции. На носу каждого снаряда располагалась линза и энергосберегающий микрокомпьютер, который распознавал исключительно «Веру», причем под любым углом обзора. Они не излучали, не передавали и не получали ничего, кроме Ее образа.
Фурд надеялся, что, приблизившись, Она не заметит снаряды, приняв их за фрагменты Гора 4, темные, мертвые и совершенно пассивные, зато поймет, что «Чарльз Мэнсон» сможет сойти со своей эллиптической орбиты только в двух крайних точках; сможет обороняться, но не изменить направление. Все его действия будут смертельно затруднены. «Вера» выберет место для атаки где-то между вершинами траектории. Ей даже не понадобится уничтожать корабль, только повредить, чтобы тот не смог высвободиться из западни. Затем Она направится к Шахре, а гравитация Гора 4 сделает все за Нее. Или останется, понаблюдает, а только потом пойдет дальше. Любой вариант станет решающим, а в такие моменты «Вера» всегда отключала экран, и тогда на сцене появятся два снаряда Фурда.
— Кир, если вы знаете о разнице, то не можете оставить невысказанной. Нельзя пользоваться речью и говорить о невысказанном.
— Если бы я не сказала вам о том, о чем говорить не хочу, коммандер, вы бы об этом никогда не узнали.
— Точно.
Словесные конструкции становилось все более прихотливыми, все больше потакали желаниям беседующих, но эта причудливость каким-то образом работала: учитывая, что они намеревались сделать, она странным образом казалась уместной. Готовясь к уничтожению «Веры», каждый мог бормотать, внося свою лепту в странный разговор.
Близорукие, словно прищуренные, линзы в носовых конусах снарядов ничего не будут отправлять, только получать. Автоматические камеры, работавшие на низкой мощности по заданной программе, распознают Ее образ в момент появления под любым углом. «Веру» привлечет «Чарльз Мэнсон», этот странный противник, оказавшийся сильнее прочих, его затруднительное положение, но приблизится Она медленно и осторожно, не теряя бдительности.
«Аутсайдер» не станет контролировать снаряды. С ними нельзя будет связаться. Они ничем себя не выдадут: ни сигналом, ни излучением. Почти все их части останутся инертными. А когда камеры узнают Ее, что случится лишь на близком расстоянии, ракеты активируются. Прямое попадание почти в упор — надеялся Фурд — произойдет слишком быстро даже для Ее отражателей.
Коммандеру казалась, что эта идея жила в нем всегда. И она зависела от множества «если»: если Она не пройдет мимо них, если не обнаружит снаряды, если те сработают, если Она достаточно приблизится, если отключит экран. И, разумеется, если они правильно рассчитали силу притяжения Гора 4. Замысел был прост, но мог полностью изменить ход битвы: очень рискованный, он полагался на низкотехнологичные устройства. Угроза: такого «Вере» не предлагал никто. Если все получится, то, скорее всего, Она не взорвется, но получит сильные повреждения; настолько сильные — надеялся Фурд, — что не сможет помешать «Чарльзу Мэнсону» добраться до крайней точки орбиты, освободиться и прикончить Ее. Смитсон назвал это поворотным пунктом, после которого «некоторые из нас погибнут». Но до них никто не получал преимущества над «Верой», и только подумать, что сейчас они работали над вполне реалистичным планом Ее уничтожения. И даже потакали себе, обмениваясь прихотливой игрой слов.
— Смитсон.
— Коммандер?
— Предположим, что Она действительно внедрила идею мне в голову. Но не ради победы. Она внедрила идею о том, что внедрила идею.
— Вы так думаете?
— Я только сказал «возможно».
— Вы не говорили «возможно», коммандер.
— Нет, говорил, на похоронах Джосера. Помните? Но тогда я имел виду именно этот момент.
«Мы потакаем себе», — вновь подумал Фурд; но тон разговора, сухой, ленивый и неспешный, служил контрапунктом, противоположностью всему происходящему. Тому, что они собирались сделать, была нужна противоположность.
На подготовку ракет времени хватало, большую ее часть уже провели; но они проверили все трижды. Из-за инертности снарядов было почти невозможно подготовить предстартовую настройку взрывателей. Тем не менее экипаж снова и снова ревизовал каждую мелочь; особенно линзы и носовые конусы.
Приготовления продолжались неспешно и основательно, так же как сооружение словесных конструкций, которые воздвигали все собравшиеся на мостике. Каждый что-то добавлял к постройке, словно повинуясь какому-то импульсу. Им нравилась сложность этой беседы, ее спокойствие, многозначительность, сдержанность, недосказанности. Чувствовалось, что она принадлежит «Чарльзу Мэнсону», как и сам Фурд, словно перед командой росла копия коммандера, нечто изощренное, утонченное и сложное. Оно им нравилось, но до конца они его не понимали.
— Загадочный или таинственный, — погрузилась в размышления Кир. Она повернулась к Смитсону и обаятельно улыбнулась. — А что вы думаете?
— Может, и то и другое, а может, ни то ни другое. Как насчет «недосягаемого»?
— Как Книга Шрахра? — Фурд тут же пожалел о своих словах, но Тахл никак не отреагировал.
Настроение экипажа изменилось. Словесная конструкция стала слишком запутанной. Они оставили ее в прошлом, как пирамиду в Поясе. Время беседы прошло, начиналось что-то иное.
