Глава первая
Легкий ветерок теребил занавески на стеклянной двери и нес в кабинет аромат глицинии, обвивающей стену дома. Услышав шелест занавесок, полицейский повернул голову. Мутные голубые глаза его смотрели мрачно и подозрительно. Он стоял посреди кабинета, склонившись над человеком, что сидел за письменным столом с двумя тумбами, а тут выпрямился, подошел к стеклянной двери и глянул на вечерний сад. Луч фонаря ощупал силуэты цветущих кустов, но обнаружил лишь невзрачную кошку; сверкнув зелеными глазами, она шмыгнула в кусты. Других признаков жизни не наблюдалось. Полицейский внимательно осмотрел сад и вновь подошел к столу.
Сидящий за столом человек не обратил на это ни малейшего внимания: он был мертв. Голова покойного лежала на раскрытом бюваре, в гладких напомаженных волосах запекалась кровь.
Полицейский тяжело вздохнул. Дрожащая рука застыла над телефоном. Он отдернул ее, стер кровь с ладони и лишь потом взял трубку.
В коридоре послышались шаги. Не выпуская трубку из рук, полицейский повернулся к двери.
Вошел немолодой дворецкий с подносом, на котором стояли сифон, графин с виски и стаканы. Увидев констебля, дворецкий вздрогнул и устремил взгляд на хозяина. Стакан покачнулся, звякнул о графин, но поднос Симмонс не выронил, а по-прежнему держал его в руках, вперив глаза в спину Эрнеста Флетчера.
Констебль Гласс продиктовал телефонистке номер участка. Его ровный, бесстрастный голос заставил Симмонса оторвать взгляд от покойного.
— Господи, он мертв? — пролепетал дворецкий.
— Не поминай имени Господа Бога твоего всуе, — строго пробасил Гласс.
Симмонс принадлежал тому же религиозному течению, что констебль Гласс, поэтому понял его лучше, чем телефонистка — барышня обиделась. Недоразумение разрешили, номер участка повторили, а Симмонс тем временем поставил поднос и боязливо приблизился к телу хозяина. Один взгляд на размозженный череп, и дворецкий отступил. Бледный как полотно, он посмотрел на констебля и дрожащим голосом осведомился:
— Кто мог такое совершить?
— Это выяснять не нам, — ответил Гласс. — Мистер Симмонс, будьте любезны, закройте дверь.
— Если не возражаете, мистер Гласс, я закрою ее с другой стороны, — отозвался дворецкий. — Зрелище весьма неприятное. Признаюсь, мне не по себе.
— Вы останетесь, пока я не исполню профессиональный долг и не задам вам пару вопросов.
— Что я могу рассказать? Я тут ни при чем.
Гласс не ответил: его наконец соединили с участком. Симмонс нервно сглотнул, закрыл дверь и застыл неподалеку, чтобы видеть лишь спину мистера Флетчера.
Констебль Гласс назвал свое имя, месторасположение и доложил сержанту об убийстве.
«Бездушные полицейские! — думал Симмонс, возмущенный спокойствием Гласса. — У нас что, трупы с проломленными головами на каждом шагу встречаются? Этот Гласс, сухарь бесчувственный, стоит в шаге от трупа и соловьем по телефону заливается, точно на суде показания дает. И все это, глядя на покойника. Нормального человека стошнит от такого зрелища!»
Гласс положил трубку и спрятал носовой платок в карман.
— Вот муж, который уповал не на милость Господню, а на богатство свое, — произнес он.
Мрачное утверждение вывело Симмонса из задумчивости — он захрипел в знак согласия.
— Святая правда, мистер Гласс. «Горе венцу гордыни»!
[1]
Но как это случилось? Как вы сюда попали? Вот так история, не чаял, что окажусь в самом центре подобного!
— Я пришел по дорожке. — Гласс показал на стеклянную дверь, потом достал из кармана блокнот, огрызок карандаша и пригвоздил дворецкого типично полицейским взглядом. — С вашего позволения, мистер Симмонс, начнем.
— Что толку начинать, мистер Гласс? Я не знаю ровным счетом ничего.
— Вы знаете, когда в последний раз видели мистера Флетчера живым, — гнул свое Гласс, не замечая паники дворецкого.
— Пожалуй, когда проводил сюда мистера Эйбрахама Бадда.
— Когда это было?
— Точно не скажу. Наверное, час назад. — Дворецкий не без труда собрался с мыслями и добавил: — Около девяти. Не позднее: я как раз убирал посуду в столовой.
— Вы знакомы с этим мистером Баддом? — спросил Гласс, не отрывая взгляда от блокнота.
— Нет, прежде я его не видел… кажется, не видел.
— Ясно. И когда он ушел?
— Не знаю. Он, наверное, ушел через сад, той же дорожкой, что пришли сюда вы, мистер Гласс.
— Это у вас в порядке вещей?
— Да… то есть нет, — ответил Симмонс. — Мистер Гласс, вы понимаете, о чем я?
— Нет, — категорично заявил Гласс.
— У хозяина были знакомые, которые ходили к нему через сад. Симмонс тяжело вздохнул. — Женщины, мистер Гласс.
— «Ты живешь среди коварства»
[2]
, — проговорил Гласс, с неодобрением оглядывая уютный кабинет.
— Святая правда. Сколько горячих молитв я…
Договорить не дала открывшаяся дверь. Ни Симмонс, ни Гласс не слышали приближающихся шагов и не помешали войти стройному юноше в дурно сидящем смокинге. Тот застыл на пороге, а при виде полицейского захлопал длинными ресницами и неодобрительно улыбнулся.
— Ой, простите! — воскликнул юноша. — Странно вас здесь видеть.
Говорил он низким голосом и довольно быстро — сразу не разберешь. Вялая прядь темных волос рассыпалась по лбу, рубашка с плоеной грудью, невообразимый галстук… «Все как у бездельников-поэтов», — подумал Гласс.
— Почему меня странно здесь видеть? — подозрительно спросил полицейский. — Сэр, разве мы знакомы?
— Нет-нет! — Юноша покачал головой. Его нервный взгляд обежал кабинет и остановился на трупе Эрнеста Флетчера. — Если меня вырвет, будет очень не по-мужски? Что же делать? — Юноша искал ответ в глазах Симмонса и Гласса, наткнулся на холодное равнодушие и посмотрел на поднос. — Да, вот что. — Юноша шагнул к подносу, щедро плеснул в стакан виски и буквально капнул содовую.
— Это мистер Невилл Флетчер, племянник хозяина, ответил Симмонс на невысказанный вопрос Гласса.
— Сэр, вы здесь живете?
В данный момент живу, но убийства не по мне. Есть в них что-то варварское. К тому же такого не бывает.
— Однако, сэр, убийство произошло, — не без удивления проговорил Гласс.
— Вот это мне и претит. Убийства совершаются исключительно в чужих семьях. Личный опыт — а любой человек считает его богатым — не учит справляться с такими аномальными ситуациями.