Мистер Бадд замялся, но взял себя в руки и зачастил:
— По-вашему, у мистера Флетчера не нашлось занятий интереснее, чем вглядываться в тикер? Уверяю вас, операция, которую он мне поручил, была для него лишь приработком.
— Мне нужно просмотреть ваши гроссбухи, — сказал Ханнасайд.
— Свои гроссбухи я не показываю никому! — Впервые с начала разговора вкрадчивый голос Бадда зазвучал резко.
— Неужели? — Ханнасайд смерил его хмурым взглядом.
Мистер Бадд побледнел и растянул губы в слабой улыбке.
— Поймите меня правильно, мистер Ханнасайд, и будьте справедливы. О большем не прошу, только будьте справедливы! Если я покажу гроссбухи хоть одной живой душе за пределами этой конторы, то потеряю добрую половину клиентов.
— Не потеряете! — отрезал Ханнасайд.
— Ах, мне бы вашу уверенность!
— Так будьте уверены!
— Послушайте, мистер Ханнасайд, я человек разумный, и если вы предоставите ордер на обыск, возражать не стану. Без ордера ничего не покажу. С какой стати? Ни с какой. А вот принесете ордер на обыск — подчинюсь беспрекословно.
— Если вы и впрямь человек разумный, подчинитесь при любых обстоятельствах и сию секунду покажете гроссбухи, — отчеканил Ханнасайд.
— Не покажу! — заявил Бадд, глядя ему в глаза. — Вы не смеете являться в мою контору и командовать. Я не потерплю!
— Понимаете, в каком вы положении? — строго спросил Ханнасайд. — Я даю вам шанс защититься от подозрений…
— В убийстве я не замешан. Вам, суперинтендант, это прекрасно известно. Разве я не явился в Скотленд…
— Ваш визит в Скотленд-Ярд не меняет ровным счетом ничего. Истории, которую вы сейчас мне выложили, не поверит и дитя. По причинам, никому, кроме вас, не известным, вы отказываетесь подтвердить ее записью в гроссбухе. Мне остается лишь…
— Нет-нет! Зачем торопиться? Не надо! Просто я смотрю на дело немного иначе. Арестуете меня — потеряете время даром. Но ведь не арестуете? Я не преступник. Вы же не считаете, что я проломил человеку голову? Да мне бы пороху не хватило! Я сказал вам, возможно, не всю правду, но клянусь…
— Хватит клясться, выкладывайте правду!
Мистер Балл облизнул губы и заерзал на стуле.
— Я немного просчитался. С кем не бывает? Не предполагал, что «Ай-Пи-Эс» поглотит «Хакстон индастриз». Думал, так, суета. Для себя стараться тоже надо. Вы бы наверняка расстарались. Ничего противозаконного здесь нет…
— Дальше! — перебил Ханнасайд. — Вы ждали, что акции снова упадут, так?
— Именно! — с жаром воскликнул Бадд. — Раскрыл бы мистер Флетчер свой секрет раньше, ничего не случилось бы. Ни-че-го.
— Вы не купили десять тысяч акций, как вам велели, а сыграли на себя?
— Шансы упускать нельзя, — заюлил Бадд. — Сами понимаете! Ничего дурного я не замышлял!
Это весьма неубедительное утверждение Ханнасайд проигнорировал.
— Купили-продали, потом снова купили и продали, а прибыль оседала у вас в кармане. Так получилось? На тикере операции отражались, только как Флетчеру догадаться, что у вас на уме. Потом он раскрыл вам секрет — этой части рассказа я верю, — и вы поняли, что купили в десять раз меньше акций, чем следовало, а они пошли в рост. Правильно я излагаю?
— Вы… вы прирожденный биржевой игрок, мистер Ханнасайд! — похвалил Бадд. — Просто удивительно, как вы все распутали!
— В тот роковой вечер вы поехали в Марли потчевать мистера Флетчера байкой о том, почему не купили нужное количество акций?
— Совершенно верно. Не повезло, мистер Ханнасайд. Не отрицаю, я сглупил, но…
— Мистер Флетчер очень злился?
— Злился, но я его не виню и прекрасно понимаю. Только, оставаясь в тени, он поделать ничего не мог, а играть в открытую не желал. Ясно же, мистер Флетчер не мог допустить, чтобы стало известно, как он через посредника купил акции «Хакстон индастриз». Мистер Ханнасайд, на меня у вас ничего нет. Помяните мое слово: о любом опрометчивом поступке вы потом пожалеете.
Лоб Бадда покрылся бусинками пота. Сообразив, что ареста не последует, он шумно выдохнул и вытер лицо шелковым носовым платком.
Ханнасайд ретировался.
Теперь следовало проверить счета Невилла Флетчера.
Тем временем сержант Хемингуэй, своевременно прибывший в Марли, застал констебля Гласса в унынии. Веселый и бодрый, сержант тотчас заметил настроение своего подчиненного.
— Что с вами? Колики замучили?
— Нет, сержант, я в полном здравии, — отозвался Гласс.
— Ну, если у вас такой вид в хорошем настроении, не хотелось бы увидеть вас в плохом, — пошутил сержант. — Вы когда-нибудь улыбаетесь? Про смех я не спрашиваю, но хотя бы улыбаетесь?
— Печаль лучше смеха, — холодно проговорил Гласс. — Ибо печалью сердце лечится.
— Если речь о моем сердце, вы ошибаетесь, — молниеносно парировал Хемингуэй.
— Причин радоваться не вижу, — заявил Гласс. — Я опечален, подавлен и скорблю дни напролет.
— Давайте начистоту! — взмолился сержант. — Вам в самом деле есть о чем скорбеть, или это ваше любимое состояние?
— Я вижу грехи, которые обнажила смерть человека. Легион имя тем грехам. Я вижу порочность натуры человека, аки воду беззаконие пьющего.
— Сюда я приехал в чудесном настроении, — процедил Хемингуэй; ему с трудом удавалось сдерживаться. — Солнышко, птички, дело интересное попалось… Но еще немного таких разговоров, и у меня начнутся кошмары. Поэтому забудьте о порочности натуры и сосредоточьтесь на убийстве, которым должны заниматься.
— О нем все думы мои, — отозвался констебль. — Убит грешник, однако гибель его обнажила пороки, доселе сокрытые. Ни один из причастных не может сказать: «Я безгрешен, на мне ни пятна скверны».
— Золотые слова! — воскликнул сержант. — Разумеется, никто из нас не безгрешен. Неужели вы другого ждали? Вы чересчур серьезны и впечатлительны. Что вам до чужих пороков? Я знаю Библию много хуже вашего, но как насчет сучка в глазу брата твоего?
— Ваш упрек справедлив, — проговорил Гласс. — Я исполнен греха.
— Только слишком близко к сердцу не принимайте! — посоветовал сержант. — Ладно, за дело! Новостей, думаю, нет?
— Мне ничего неизвестно.
— Поедемте со мной в Грейстоунс. Хочу сам поискать то тупое орудие.
— Не найдете.
— Зря вы так думаете. Суперинтендант рассказывал про многообещающее пресс-папье, которое якобы подложил молодой Невилл.
Гласс помрачнел.
— «Мерзость пред Господом — коварные сердцем»
[29]
, — холодно произнес он. — Невилл Флетчер погряз в суете. Пустой человек.
