И в то же мгновение замешкавшийся за столом Оливье увидел,
как треклятая козырная дама возникла перед ним, словно упала с небес… во всяком
случае, была сброшена откуда-то сверху. Оливье вскинул взор и встретил теплую
улыбку синих глаз, и еще один бесконечно долгий миг они глядели друг на друга,
прежде чем Оливье осознал: она выбрала его! Она пришла к нему!
* * *
К сожалению, камней было слишком мало. Пятеро-шестеро самых
проворных расхватали все, и теперь люди поднимались с пола – кто угрюмый, кто
довольный, кто просто веселясь над неожиданной потехою.
– Не трогайте, сволочи! Руки прочь, свиньи! – ревел Лелуп,
то принимаясь выковыривать бриллиант, застрявший в щели меж досок, то пытаясь
оттолкнуть Гарофано, придавившего рубиновый кабошон своим дырявым сапогом.
Жемчужина, к сожалению, исчезла бесследно в чьих-то жадных
лапах, но кое-что подобрать Лелупу все-таки удалось.
– Какой же я болван! – воскликнул он. – У меня же еще были,
были камни! Наверное, застряли в складках шубы, а я думал, что уж все поставил!
– Он зашелся клокочущим хохотом, вспоминая, что партия – его, а значит, он
вернул все свои ценности, да и девка остается у него…
Торжественно усевшись за стол, он бросил снисходительный
взгляд на разбросанные карты и не сразу понял, о чем говорит Фонтейн:
– Сожалею, сударь, но я совсем позабыл, что у меня осталась
еще одна карта.
И он бросил на стол даму треф.
Лелуп какое-то время смотрел на нее, и выражения недоверия,
изумления, разочарования, ярости медленно сменялись на его лице. Это было такое
потрясающее зрелище, что часовой снаружи снова вздрогнул, ибо блокгауз опять
затрясся – на сей раз уже от оглушительного хохота.
Лелуп вскочил, резко обернулся и, ошеломленный, уставился на
табурет, на котором сидел. Дамы там не оказалось. Он завертелся, принялся
трясти свою доху, уверенный, что карта пристала к меху, но все напрасно. Ему не
почудилось: дама треф надменно улыбалась в руках Фонтейна, и это была не
какая-нибудь дополнительная, шулерская карта, а именно та самая дама треф!
Лелуп, когда требовала ситуация, соображал быстро. Он
смекнул, что кто-то украл у него карту, когда он, как безумный, кинулся
подбирать камушки. Но кто?! Лелуп впился взором в изуродованное сабельным
ударом лицо гусара-нормандца, который единственный не принимал участие в погоне
за драгоценностями, ибо не мог без посторонней помощи сдвинуть с места свою
раненую да вдобавок к тому сломанную и теперь сдавленную берестой ногу.
– Кто? Ты видел? Кто? – заорал Лелуп.
Нормандец старательно зевнул, показывая, что спал и видеть
ничего не мог. Да уж, нормандцы – люди ловкие, хитрые, никогда не дадут прямого
ответа на заданный вопрос. А уж если они вовсе не желают отвечать…
– Лелуп, если ты решил показать, что научился танцевать а la
russe [16], то мы здесь не на балу, – вернул его к действительности ненавистный
голос. – Покажи лучше свои карты.
Лелуп одеревеневшей рукою перевернул веер карт, и все увидели
то, на что он возлагал свои горделивые надежды: на столе лежал валет треф.
Последний играющий козырь! Да, Лелуп уже держал победу в руках, и если бы не
эта дама…
Дама!
Смутная догадка явилась исподволь, как бы нехотя, и он
медленно повернул голову.
Она, его дама, уже не спала, а сидела на тюке, старательно
натягивая сапожок на свою высоко поднятую длинную и стройную ножку. Вот,
довольная результатом, повертела носком туда-сюда, опустила ножку, потопала об
пол, проверяя, удобно ли, – и вскинула на Лелупа глаза.
Он покачнулся и невольно вскинул руку, пытаясь заслониться
от жгучего синего взора, горящего огнем неприкрытой, бесстрашной ненависти. А
злорадная улыбка Анжель словно кричала: «Да, это я! Это сделала я! И я тебе
больше не принадлежу!»
Лелуп негромко, хрипло застонал, протягивая вперед свои
толстые, алчно шевелящиеся пальцы, мечтая сейчас об одном: сомкнуть их на горле
этой предательницы и уже никогда не размыкать. Но тут Фонтейн встал на его
пути, сжав кулаки, сведя брови, сказал:
– Ты проиграл, Лелуп! Она теперь моя!
Взревев, как раненый зверь, Лелуп хотел кинуться на
соперника, но не смог даже с места сдвинуться: казалось, все, находившиеся в
блокгаузе, вцепились в него, повисли на его плечах, не давая шевельнуться; а
потом Лелупа поволокли к двери и вытащили вон. Морозный воздух вернул ему силы
и способность соображать, и он отбивался изо всех сил, но напрасно: его
дотащили чуть не до леса, причем ни один не упустил случая пнуть ногой
поверженного волка или выплюнуть ему в лицо какое-то ругательство – каждый
припомнил Лелупу давнюю обиду, отнятый кусок хлеба, обманом или угрозами
отобранную добычу, предательский удар, грубость, кичливость, жестокость… Но в
конце концов они ушли, бросив Лелупа в сугроб, брезгливо свалив рядом его тюки
и оставив тут же лошадь, то есть проявили последнее, граничащее с отвращением
великодушие… До распростертого в снегу Лелупа еще какое-то время доносились их
удаляющиеся шаги и смех. Потом он услышал грозный окрик:
– Часовые! Если эта падаль вздумает вернуться – стрелять без
предупреждения!
* * *
– Ваше здоровье, сударыня!
– Ваше здоровье!
– Твое здоровье, де ла Фонтейн!
– Пусть эта красавица любит тебя, как тебя любит удача, друг
Оливье! – раздавались голоса вокруг, и все тянулись с кружками, бутылками,
флягами к де ла Фонтейну и Анжель, которые стояли, как дети, держась за руки, и
растерянно глядели друг на друга.
«Анжель. Ее зовут Анжель. Ангел мой!» – твердил про себя
Оливье.
«Оливье… Значит, его зовут Оливье, – мысленно повторяла
Анжель. – Оливье. Красивое имя. И он сам красив… и какое у него доброе лицо!»
Может быть, не зря она сегодня пожертвовала всеми своими
сокровищами, ухитрившись в самую подходящую минуту достать их из сапожков и
разбросать по полу? Она хотела купить на них свободу от Лелупа – и купила. Ох,
как злобно покосилась на нее с этой карты графиня д’Армонти, принявшая образ
роковой дамы треф! Как скривилась от бессильной злобы! Анжель задумчиво
улыбалась. Ничего, бог даст, еще и сама маман задохнется от беззубой ненависти.
Только теперь отчетливо прорисовалось перед Анжель то, что прежде лишь маячило
туманно и раздражало невозможностью: найти графиню и отомстить ей! И что-то
подсказывало: осуществить сие поможет этот человек, Оливье де ла Фонтейн.
