Глава 3
Барские забавы
– Ох и закудлатилась ты! Колтун, ну чистый колтун! – в
который уже раз с отчаянием воскликнула Марфа Тимофеевна, продираясь гребнем
сквозь грязные комья, в которые превратились давно не чесанные волосы Анжель.
Даже и смазанные маслом, они были труднопроходимы для частого гребня, и поэтому
Марфа Тимофеевна беспрестанно ворчала, а из глаз Анжель неостановимо струились
слезы.
Варвара, сидевшая поодаль, с отвращением смотрела на
масляное месиво, облепившее голову Анжель, и медленно, старательно расплетала
свою толстую – в руку толщиной! – и длинную – до самых подколенок! – косу,
которой могла позавидовать любая женщина; но когда черный, цвета воронова
крыла, темно-блестящий водопад закрыл ее фигуру, Анжель не ощутила зависти, ибо
понимала: Варвара все делает напоказ, явно красуясь. «За что она меня так
ненавидит?» – опять удивилась Анжель и грустно усмехнулась: этот вопрос она
задает в последнее время слишком часто!
Наконец Марфа Тимофеевна со вздохом облегчения отложила
гребень, в котором теперь не хватало нескольких зубьев, и велела Анжель
следовать за нею. Тут же поднялась и Варвара, которой, как поняла Анжель, была
предназначена роль ее стража, и хоть у нее не было никакого оружия, только
сумасшедший рискнул бы бежать от такого стража: можно было не сомневаться, что
и голыми руками эта амазонка справится даже и с мужчиною, не говоря уже об
ослабевшей Анжель.
Они все трое были в одних рубашках (лохмотья Анжель давно
уже отправились в печку). Марфа Тимофеевна бестрепетно ступила из холодных
сеней босыми ногами прямо на снег, на тропку, ведущую к приземистому
бревенчатому строению, над которым поднимался дымок. Анжель в ужасе воззрилась
на обледенелую тропку, даже попятилась, но тут Варвара, замыкавшая шествие, так
пихнула ее вперед, что Анжель, заскользив, едва не сбила с ног Марфу
Тимофеевну. Та оглянулась, мгновенно оценила происходящее и пропустила Анжель
вперед, сурово погрозив Варваре маленьким, но увесистым своим кулачком. «Страж»
лишь хмыкнула в ответ, но больше не трогала Анжель.
Они прошли еще немного, и вот уже перед ними открылась
низенькая дверка, из которой дохнуло обжигающей влагой. Баня!
Прошло немалое время, прежде чем Анжель выплыла из облака
душистого пара и осознала, что полулежит на мокрой лавке и все тело у нее горит
– избитое, исхлестанное веником, натертое мочалкою, примятое умелыми руками
Марфы Тимофеевны; а волосы, аж скрипящие от чистоты, тщательно расчесанные,
казались невесомыми. Да и все тело Анжель, чудилось, парит над этой лавкою,
вовсе не касаясь ее.
– Жива, девонька? – вернула ее к жизни ласковая усмешка
Марфы Тимофеевны, которая поднесла к ее губам деревянный жбан с квасом.
Анжель пила медленно, долгими тягучими глотками. Блаженная
усталость клонила ее в сон, однако Марфа Тимофеевна властной рукой заставила
подняться.
– Пошли отсюда, не то угоришь. – Она неопределенно покрутила
пальцем над головой, но Анжель и так поняла, что имеется в виду; она понимала
все больше русских слов, но произнести по-прежнему не могла ничего, за что
Варвара пренебрежительно называла ее немкой, то есть немой, и унималась, лишь
когда Марфа Тимофеевна шикала на нее.
Анжель тяжело вздохнула, когда поняла, что Варвара не
останется в бане, а тоже пойдет с ними.
– Ну что, окунем ее в сугроб? – спросила Варвара с недоброй
усмешкою; заметив гневный огонек в глазах Марфы Тимофеевны, досадливо
отмахнулась – и, распахнув дверцу предбанника, вдруг вырвалась из дверей и, как
была, голая, распаренная, ринулась в сугробы, тяжелым белым сном спавшие вдоль
узкой тропы.
Анжель вскрикнула. Ее затрясла неудержимая дрожь от одного
лишь прикосновения седого морозного клуба, ворвавшегося в предбанник, а Варвара…
нет, она умрет сейчас, если не выберется из снега!
Варвара, однако, умирать явно не собиралась; и вот она уже
вбежала обратно в баню, захлопнув за собой дверь, и снег таял, чудилось, даже с
шипением, на ее медно-красном, налитом теле. Она была словно выточена из
некоего горячего камня, столь безупречной была ее стать: гладкая, сильная,
поджарая, мускулистая – истинная амазонка! Рядом с ней Анжель ощущала себя
какой-то рыхло-белой немочью, однако, заметив поджатые губы Варвары и ее
недобро сверкающие глаза, вдруг поняла, что и та не сводит с нее глаз,
разглядывает ее придирчиво-ревниво, да и Марфа Тимофеевна, уже успевшая надеть
чистую белую рубаху, смотрела на них оценивающе, как бы не зная, кому отдать
предпочтение, ибо эти две молодые женщины, такие разные, такие непохожие, в
точности как день и ночь, как свет и тьма, были в то же время неуловимо схожи,
являя собою редкостные образцы безупречной красоты.
– Что смотришь? – с трудом оторвав взгляд от Анжель,
прошипела Варвара, и Марфа Тимофеевна не без ехидства засмеялась:
– Поглядел бы сейчас на вас барин, на двух таких… небось
пожалел бы, что у него не два уда враз!
Варвара так и передернулась:
– Ништо! Мне и одного достанет!
– Ох, душа моя, – вздохнула Марфа Тимофеевна. – Ты все о
своем!
– А что? – грозно надвинулась на нее Варвара. – Что ты
думаешь, она ему в постель нужна? Зачем? Зачем, когда я… – Она осеклась.
– Вот-вот, – грустно кивнула Марфа Тимофеевна. – Ты-то да, а
он что же?
В черных глазах Варвары закипели злые слезы, а голос
сорвался на визг:
– Я не отдам его, не отдам этой девке, он мой!
– Поймай ветер в поле, – с непонятной печалью ответила Марфа
Тимофеевна.
Варвара повесила голову и принялась надевать рубаху, больше
не глядя на Анжель. Та же сидела на лавке, недоумевая – почему ей не дают
одежды? Кинули только ряднушку
[6]
– вытирайся, мол.
– Готова? – спросила Марфа Тимофеевна у полуодетой Варвары,
и та мрачно кивнула. Потом окинула соперницу взглядом, невольно застонав, когда
глаза ее задержались на круто завившихся золотистых локонах, падавших на плечи
Анжель, – и вдруг вылетела из предбанника, так хлопнув дверью, что все вокруг
заходило ходуном.
– Уезжай в деревню, Варька! – сердито крикнула вслед ей
Марфа Тимофеевна. – Сей же день уезжай! Или за Пашку выходи, не то доведешь
себя до беды!
Но Варвара ее уже, конечно, не слышала, а потому, огорченно
покачав головою, Марфа Тимофеевна взяла Анжель за руку и втолкнула в какую-то
дверь.
