И вдруг в темноте возникло какое-то движение. Что-то клубилось в воздухе, словно дым, выходящий из раковины и принимающий фантастические очертания. Безусловно, это было лишь порождение его боли, но ужас слегка отпустил его, когда перед ним возникло блаженное лицо ребенка, устремившего на него свой взгляд.
– Откройся мне, – услышал Миляга его голос. – Откажись от борьбы и позволь мне войти в тебя.
И снова клише, подумал он. Золотой сон о святом заступничестве против кошмара, который вот-вот должен был ослепить его и кастрировать. Но если один из участников этого поединка был реален – свидетельством тому была его боль, – то почему не мог оказаться реальным и второй?
– Впусти меня в свое сердце и голову, – произнесли губы младенца.
– Я не знаю как! – выкрикнул он, и его вопль был издевательски подхвачен Эбилавом и его соратниками.
– Как? Как? Как? – завывали они.
У младенца ответ был наготове.
– Откажись от борьбы, – сказал он.
Это не так уж и трудно исполнить, подумал Миляга. Все равно он ее проиграл. Что еще ему остается делать? Не отводя глаз от младенца, Миляга расслабил каждый мускул своего тела. Кулаки его разжались; ноги перестали брыкаться. Голова его запрокинулась, рот открылся.
– Открой свое сердце и голову, – услышал он голос младенца.
– Да, – сказал он в ответ.
И в тот самый момент, когда он произнес это приглашение, в мысли его закралось сомнение. Разве с самого начала все это не отдавало мелодрамой? И не отдает ли до сих пор? Душа, уносимая из Чистилища светлым херувимом, открывшаяся наконец навстречу простому спасению. Но сердце его по-прежнему было широко распахнуто, и спасительный младенец ринулся на него, словно коршун, пока сомнение еще не успело вновь запечатать его наглухо. Он ощутил чужое сознание у себя в горле и почувствовал его холодок в своих венах. Захватчик не подвел. Миляга почувствовал, как его мучители тают вокруг него, а их стальные оковы и злобные вопли рассеиваются, как утренний туман.
Он упал на пол. Доски под его щекой были сухими, хотя всего лишь несколько минут назад по ним волочились кровавые юбки Эстер. В воздухе также не осталось и следа ее вони. Он перекатился на спину и осторожно ощупал свои сухожилия. Они были в полном порядке. А его яички, которые, как ему казалось раньше, превратились в кровавое месиво, теперь даже не болели. Убедившись, что тело его в целости и сохранности, он засмеялся от облегчения и, не переставая хохотать, попытался нашарить упавшую на пол свечу. Иллюзия! Это была всего лишь иллюзия! Некий последний ритуал перехода, осуществленный его сознанием, чтобы он смог избавиться от груза вины и смотреть навстречу будущему Примирению с легкой душой. Ну что ж, призраки сделали свое дело. Теперь он свободен.
Пальцы его нашарили свечу. Он поднял ее, нашарил спички и зажег фитиль. Сценическая площадка, которую он населил вампирами и херувимами, была пуста от досок до галерки. Он поднялся на ноги. Хотя та боль, которую причиняли ему враги, была воображаемой, борьбу против них он вел самую настоящую, и теперь его тело, которое и так-то не успело оправиться от изорддеррекских кошмаров, теперь еще сильнее ослабело от сопротивления. Когда он заковылял к двери, за спиной у него вновь раздался голос херувима.
– Наконец-то один, – сказал он.
Он резко обернулся. Хотя голос явно звучал откуда-то сзади, на лестнице никого не было. Площадка второго этажа и коридоры, ведущие из холла, также были пустынны. Однако голос раздался снова.
– Не правда ли, удивительно? – сказал ангелочек. – Слышать и не видеть. Вполне достаточно, чтобы свести человека с ума.
Миляга еще раз обернулся, и свеча затрепетала у него в руках.
– Да здесь я, здесь, – сообщил херувим. – Нам с тобою придется провести немало времени, так что надо постараться друг другу понравиться. О чем ты любишь болтать? О политике? О еде? Лично я могу на любую тему, кроме религии.
На этот раз, обернувшись, Миляга все-таки успел мельком заметить своего мучителя. Тот уже отказался от облика херувима. Представшее Миляге существо напоминало маленькую обезьянку с бледным лицом – то ли от малокровия, то ли от пудры, с черными шариками глаз и огромным ртом. Не желая больше терять силы на преследование такого проворного существа (ведь еще несколько минут назад он видел, как оно умудрилось повиснуть на голом потолке), Миляга остановился и стал ждать. Мучитель был болтушкой. Он неминуемо заговорит снова и тогда покажет себя полностью. Долго ждать ему не придется.
– Слушай, ну и кошмарные, должно быть, у тебя демоны, – сказало существо. – Ты так пинался и ругался!
– А ты их не видел?
– Нет, и не имею ни малейшего желания.
– Но ты же запустил пальцы в мою голову, разве не так?
– Да. Но я не собирался подглядывать. Это не моя профессия.
– А в чем же твоя профессия?
– И как ты можешь жить в этих мозгах? Они такие маленькие и потные...
– Твоя профессия?..
– Находиться в твоем обществе.
– Я скоро ухожу.
– Я так не думаю. Конечно, это всего лишь мое собственное мнение.
– Кто ты?
– Называй меня Отдохни Немного.
– И это, по-твоему, имя?
– Мой отец был тюремщиком. Отдохни Немного – это была его любимая камера. Я всегда благодарил Бога за то, что он не зарабатывает на жизнь обрезанием, а то бы мне...
– Замолчи.
– Просто пытаюсь поддержать светский разговор. Ты выглядишь очень взволнованным. Никакой нужды в этом нет. С тобой ровным счетом ничего не случится, если только ты не будешь противиться воле моего Маэстро.
– Сартори.
– Именно. Видишь, он знал, что ты здесь появишься. Он сказал, что ты будешь чахнуть от тоски и тешить свою гордыню, и как же он оказался прав! Правда я не уверен, что с ним происходило бы то же самое. В твоей голове нет ничего такого, чего не было бы в его. Вот только за исключением меня. Кстати, я должен поблагодарить тебя за то, что ты был так скор. Он предупредил, что мне придется проявить терпение, и вот, пожалуйста, – не прошло и двух дней, как ты появился. Здорово, наверное, тебе необходимы были эти воспоминания.
Существо продолжало в том же роде, бормоча у Миляги где-то в районе затылка, но он уже почти не обращал на него внимания. Теперь он пытался сосредоточиться на том, что же делать дальше. Это существо, кем бы оно ни было, сумело-таки пробраться в него. Открой свое сердце и голову, сказало оно, и именно так он и поступил – надо же было оказаться таким дураком, отдаться на милость этой твари! Теперь надо было думать, как от нее избавиться.
– Ты ведь понимаешь, там их еще много осталось, – говорило существо.
Он временно потерял нить его монолога и не знал, о чем оно бормочет.
