Миляга собирался первым делом направиться к Кеспарат Эвретемеков в надежде разыскать Афанасия, но в преображенном городе это было не так-то легко, и привели их туда не только милягины прикидки, сколько чистая случайность. Но так или иначе, примерно через час блужданий они оказались у ворот Кеспарата, улицы которого напоминали запущенный сад, а руины – груды созревших в нем плодов.
По предложению Понедельника они разделились, и Миляга объяснил ему, что если он повстречает в зарослях Христа, то это и есть Афанасий.
Но поиски их оказались бесплодными, и когда через некоторое время они оба вернулись к воротам, Миляга был вынужден обратиться за помощью к ребятишкам, которые раскачивались на проржавевших створках. Девочка лет шести, в косы которой было вплетено столько виноградных лоз, что казалось, будто они растут у нее из головы, ответила, что человек, который здесь жил, уже ушел.
– А ты не знаешь куда? – спросил Миляга.
– Нет.
– А кто-нибудь может знать?
– Нет, – ответила она от имени своего маленького племени, положив разговору конец.
– Куда теперь? – спросил Понедельник, когда дети вернулись к своим играм.
– Пойдем за водой, – ответил Миляга.
Они продолжили подъем. Комета, уже давно миновавшая зенит, двигалась в противоположном направлении. Оба они устали, и с каждым шагом искушение прилечь в каком-нибудь тенистом уголке становилось все сильнее. Но Миляга настаивал на том, чтобы двигаться вперед без промедления, в качестве аргумента напомнив Понедельнику, что грудь Хои-Поллои – куда более удобная подушка, чем любая кочка, а ее поцелуи – гораздо более действенное средство от усталости, чем самое освежающее купание. Аргумент подействовал, и в Понедельнике открылись такие неисчерпаемые запасы энергии, что Миляга не мог ему не позавидовать. Он двинулся вперед расчищать Маэстро путь, и вскоре они достигли почерневших руин, которые остались от стен дворца. Над курганами обломков возвышались два столба, на которых когда-то висели громадные ворота. Теперь по правой колонне взбирались неутомимые ручейки и устремлялись вверх сверкающей дугой, которая падала прямо на вершину левой колонны. Зрелище было совершенно завораживающим, и Миляга полностью погрузился в его созерцание. Понедельник тем временем двинулся вперед в одиночку.
Через некоторое время до Миляги донесся его блаженный вопль.
– Босс? Босс! Иди сюда!
Пройдя под теплым дождем водяной арки, Миляга двинулся в том направлении, откуда доносились крики Понедельника. Через некоторое время он обнаружил паренька в одном из внутренних двориков, где тот переходил вброд через поросший лилиями пруд, устремляясь к фигуре, которая стояла под колоннадой на другом берегу. Это была Хои-Поллои. Волосы ее прилипли к голове, словно она только что выкупалась, а грудь, на которую Понедельник так мечтал преклонить свою голову, была обнажена.
– Вот и вы, наконец-то, – сказала она, глядя на Милягу.
Ее нетерпеливый кавалер потерял опору и рухнул в воду, взметнув вокруг брызги и лилии.
– Ты знала, что мы придем? – спросил он у девушки.
– Разумеется, – ответила она. – Не о тебе, конечно, а о Маэстро.
– Но меня-то ты рада видеть? – воскликнул Понедельник, отфыркиваясь.
Она широко раскрыла объятия ему навстречу.
– Ну, а ты сам как думаешь?
Он радостно гикнул и рванулся вперед с удвоенной энергией, по пути сдирая с себя промокшую рубашку. Миляга двинулся вслед за ним. Когда он достиг другого берега, на Понедельнике оставались одни трусы.
– Откуда ты знала, что мы должны прийти? – спросил Миляга у девушки.
– Здесь очень многие обладают пророческим даром, – сказала она. – Идемте, я отведу вас наверх.
– Сам дойдет! – протестующе воскликнул Понедельник.
– У нас с тобой будет еще куча времени, – сказала Хои-Поллои, беря Милягу за руку. – Но сначала мне надо отвести его в покои.
Деревья, выросшие за пределами дворца, казались карликами по сравнению с теми гигантами, которые возвышались внутри. Их фантастический рост был вызван буквально разлитой в воздухе атмосферой святости. На ветвях и среди гигантских корней Миляга заметил немало детей и женщин, но мужчин нигде видно не было. Скорее всего, если бы не сопровождение Хои-Поллои, их попросили бы отсюда удалиться. Можно было только догадываться, что произошло бы, попытайся они ослушаться, но Миляга не сомневался, что у тех сил, которые пронизывали здесь воздух и землю, нашлись бы способы настоять на своей воле. Он знал, что это были за силы. Те самые Богини, о существовании которых он впервые услышал на кухне Мамаши Сплендид.
Путь оказался долгим и окольным. В нескольких местах им преграждали дорогу такие быстрые и глубокие потоки, что перейти их вброд было невозможно, и Хои-Поллои вела их в обход к мостам или валунам, по которым они перебирались на ту сторону и, вернувшись обратно по другому берегу, возобновляли путь. Чем дальше они продвигались, тем больший трепет ощущал Миляга в воздухе, но хотя на языке у него вертелись тысячи вопросов, он предпочел помалкивать, чтобы не обнаружить своего невежества. Время от времени Хои-Поллои роняла какие-то фразы, но они были столь отрывочными, что сами по себе представляли неразрешимые загадки.
– Пожары такие смешные... – сказала она, проходя мимо груды искореженного металла, который некогда был боевой машиной Автарха.
У глубокого синего пруда, населенного рыбами размером с людей, она задумчиво произнесла:
– Похоже, у них есть свой собственный город... но он так глубоко в океане, что я вряд ли его когда-нибудь увижу. Дети, конечно, увидят. Это-то и есть самое чудесное...
В конце концов она подвела их к двери, роль которой выполнял занавес струящейся воды, и, повернувшись к Миляге, сказала:
– Они ждут тебя.
Понедельник собрался было шагнуть сквозь занавес рядом с Милягой, но Хои-Поллои остановила его нежным поцелуем в шею.
– Маэстро пойдет один, – сказала она. – Пошли искупаемся.
– Босс?
– Ступай, ступай, – сказал ему Миляга. – Здесь со мной ничего не может случиться.
– Тогда я тебя жду, – сказал Понедельник, с радостью позволяя Хои-Поллои утащить себя прочь.
Не успели они исчезнуть в зарослях, как Миляга повернулся к двери, раздвинул пальцами прохладный занавес и шагнул внутрь. После всего изобилия жизни снаружи строгость и масштаб открывшегося помещения потрясли его. Впервые за свое путешествие по преображенному дворцу он оказался в месте, где еще жил дух безумного честолюбия его брата. В зале виднелось лишь несколько зеленых побегов, и совсем не было ручьев, за исключением жидкой двери у него за спиной и такой же арки в противоположном конце. Однако Богини преобразили и эти покои. В стенах зала, прежде лишенных окон, теперь повсюду виднелись отверстия, превращая его в соты, пронизанные мягким вечерним светом. Из мебели в зале был только один стул, неподалеку от арки. Держа на коленях грудного младенца, на стуле сидела Юдит. Когда Миляга вошел, она оторвала взгляд от ребенка и посмотрела на него с улыбкой.
