Миляга опустил голову на небольшой холмик шкур, который Пай приспособил ему вместо подушки, и позволил мистифу укрыть его своей шубой.
– Пусть тебе приснится, как ты спишь, – сказал Пай, положив руку на лицо Миляги. – И просыпайся по-настоящему.
2
Когда Пай разбудил его (ему показалось, что он спал каких-нибудь несколько минут), небо, видневшееся между скал, было по-прежнему темным, но это была темнота снеговых облаков, а не фиолетово-черный цвет джокалайлауской ночи. Он приподнялся, чувствуя боль в каждой косточке.
– Я бы убил кого угодно за чашечку кофе, – сопротивляясь желанию потянуться, так как это было бы пыткой для его суставов. – И за подогретый хлеб с шоколадом.
– Если у них нет этого в Изорддеррексе, мы сами что-нибудь придумаем, – сказал Пай.
– Ты не сварил напиток?
– Нечем развести костер.
– А как погода?
– И не спрашивай.
– Что, такая плохая?
– Надо двигаться. Чем толще становится снег, тем труднее нам будет найти перевал.
Они разбудили доки, который открыто выразил свое недовольство тем, что на завтрак вместо сена ему предлагают ободряющие слова, и, погрузив мясо, приготовленное Паем вчера, оставили свое убежище среди скал и двинулись в снежную мглу. Между ними состоялся короткий спор по поводу того, должны ли они ехать на доки. Пай настаивал, что Миляга, учитывая его теперешнее состояние, должен сесть в седло, а тот возражал, что, возможно, если они попадут в более трудную ситуацию, доки придется тащить их обоих, и они должны поберечь оставшиеся у животного силы на крайний случай. Но вскоре он стал спотыкаться в снегу, который местами был ему по пояс. Его организм, хотя отчасти и подбодренный сном, был явно слишком слаб для возложенной на него задачи.
– Если ты сядешь на доки, мы будем быстрее продвигаться вперед, – сказал ему Пай.
Долго уговаривать Милягу не потребовалось, и он сел в седло. Усталость его была столь велика, что сидеть прямо, выдерживая порывы сильного ветра, ему было очень трудно, и поэтому он распластался на хребте животного. Лишь иногда он приподнимался из этого положения, чтобы лишний раз убедиться, что вокруг них мало что изменилось.
– Тебе не кажется, что мы должны уже быть на перевале? – спросил он у Пая после очередного осмотра местности, и выражение лица мистифа послужило ему достаточным ответом. Они сбились с пути. Миляга сел прямо и, морщась от бьющего в лицо ветра, огляделся в поисках убежища. Мир был белым по всем направлениям, кроме них самих, но и они постепенно стирались на белом фоне, по мере того как лед намерзал на их шубы, а снежный покров, сквозь который они пробивались, делался все толще. До этого момента, каким бы трудным ни становилось путешествие, ему не приходило в голову рассматривать возможность поражения. Он сам был лучшим приверженцем своей благой вести об их неуничтожимости. Но в настоящий момент такая уверенность казалась самообманом. Белый мир сдерет с них все краски, чтобы добраться до нетронутой белизны их костей.
Он протянул руку, чтобы опереться о плечо Пая, но неправильно оценил расстояние и соскользнул вниз. Неожиданно избавившись от ноши, доки осел, его передние ноги подогнулись. Если бы Пай не успел вовремя вытащить Милягу, туша зверя могла бы раздавить его в лепешку. Откинув назад капюшон и вытряхивая забившийся туда снег, он поднялся на ноги и встретился глазами с утомленным взглядом Пая.
– Я думал, что веду нас правильной дорогой... – сказал мистиф.
– Ну конечно же, ты вел нас правильно.
– Но мы каким-то образом пропустили перевал. Склон становится круче. Хрен его знает, где мы, Миляга.
– В беде – вот где, и мы слишком устали, чтобы придумать, как нам из нее выпутаться. Нам надо отдохнуть.
– Где?
– Здесь, – сказал Миляга. – Этот буран не может длиться вечно. Запасы снега на небе ограничены, и в большинстве своем они уже израсходованы, правильно? Правильно, я тебя спрашиваю? Так что нам надо только продержаться до того момента, как буря кончится, и тогда мы увидим, где мы находимся...
– А если это будет ночь? Мы замерзнем, друг мой.
– Ты можешь предложить какой-то другой выход? – сказал Миляга. – Если мы двинемся дальше, мы загубим зверя, а возможно, и самих себя. Мы запросто можем провалиться в ущелье, не заметив его. Но если мы останемся здесь... вместе... то, может быть, у нас и будет шанс.
– Я был уверен, что знаю, в каком направлении нам надо идти.
– Может быть, так оно и было. Может быть, когда буря кончится, мы увидим, что мы уже на другой стороне горы. – Миляга положил руки Паю на плечи и обвил его за шею. – У нас нет выбора, – сказал он медленно.
Пай кивнул, и они постарались устроиться как можно теплее под сомнительным прикрытием доки. Животное пока еще дышало, но Миляга сомневался, что это надолго. Он попытался отогнать от себя мысль о том, что произойдет, если оно умрет, а шторм так и не стихнет, но есть ли смысл в том, чтобы откладывать такие планы до самого последнего момента? Если смерть неизбежна, то не лучше ли ему и Паю встретить ее вместе – вскрыть вены и истечь кровью, вместо того чтобы медленно замерзать, притворяясь до самого конца, что спасение возможно? Он уже собрался высказать это предложение вслух, опасаясь, что скоро ему недостанет сил и сосредоточенности для того, чтобы свершить задуманное, но когда он повернулся к мистифу, его ушей достигла какая-то вибрация. Это было не завывание ветра, это был чей-то голос, пробившийся сквозь бурю, и этот голос велел ему встать. Ветер опрокинул бы его, если бы Пай не встал вместе с ним, и его глаза не заметили бы затерянные среди сугробов фигуры, если бы мистиф не схватил его за руку и, придвинувшись поближе к Миляге, не сказал:
– Как, черт возьми, они сумели выбраться?
Женщины стояли в сотне ярдов от них. Ноги их касались снега, но не оставляли на нем следов. Тела их были закутаны в одежды, которые были вместе с ними во льду, и ветер раздувал их, словно паруса. Некоторые из них держали в руках сокровища, отобранные назад у ледника. Осколки храма, ковчега и алтаря. Одна из них, маленькая девочка, чей труп произвел на Милягу такое сильное впечатление, держала в руках голову Богини, вырезанную из голубого камня. Голове был нанесен варварский ущерб. Щеки ее были все в трещинах, часть носа и глаза были отбиты. Но она находила свет в окружающей тьме и излучала безмятежное сияние.
– Чего они хотят? – спросил Миляга.
– Может быть, тебя? – осмелился предположить Пай.
Ближайшая к ним женщина, чьи длинные волосы под действием ветра взмывали в воздух на высоту в половину ее роста, поманила их.
– Я думаю, что они хотят нас обоих, – сказал Миляга.
– Похоже на то, – сказал Пай, но не пошевелил и пальцем.
– Так чего же мы ждем?
