Нет, я не пытаюсь оправдать его. То, что он сделал, чудовищно. Но и я к этому причастна, ведь я позволила ему так поступить. Наконец-то до меня дошло. Я увидела, что в основном виновата сама. И может быть, теперь, когда я сделала это открытие, мне будет легче начать новую жизнь?
– Минти, – окликнула Эмбер, – о чем ты думаешь?
– Так, ни о чем, – ответила я. – Ни о чем. – Мне не хотелось делиться с ней своим открытием. Она никогда со мной не соглашается. К тому же было стыдно. Стыдно признаться, что я превратилась в слабовольное, презренное существо.
– Я полна энергии, – провозгласила Эмбер, выходя из автобуса. – Меня вдохновило то, что я сегодня узнала.
Меня тоже вдохновило. То, что я узнала о самой себе. И я пришла к мысли, что мне жизненно необходимо стать более настойчивой. Высказывать свое мнение. Устанавливать границы. Поэтому теперь я нашла в себе силы заговорить с Эмбер про то, о чем до сих пор боялась заикнуться: как долго она намерена жить у меня. Прошло уже почти три месяца. Помнится, она сказала, что остановится всего на несколько дней. Квартира завалена ее барахлом. Моя половина лестничной площадки забита ее мебелью, в гостевой спальне шагу ступить нельзя. Я, конечно, очень люблю кузину, но все это уже стало меня раздражать.
– Эмбер, – произнесла я. Она поворачивала ключ в замке.
– Да.
– Эмбер... как ты думаешь... хм... ты еще долго... намерена жить здесь?
Она посмотрела на меня. О боже, боже! Ну почему я не промолчала? Сейчас будет жуткая сцена. Я ее обидела. Она чувствует себя отвергнутой. Мое лицо стало малиновым, и я пожалела, что вообще раскрыла рот.
– Как долго я буду жить у тебя? – переспросила она.
– Да, – сердце бешено стучало. – Когда ты уедешь?
К моему изумлению, на ее лице появилась радостная улыбка. Она обняла меня.
– О, Минти, – воскликнула она. – Если хочешь, я вообще никуда не уеду!
– О-о.
– Не переживай. Я пока даже и не думаю уезжать. Как я могу тебя бросить? Ты еще не пришла в себя, после того как Доминик сбежал!
– О, очень хорошо.
– И ты помогаешь мне забыть Чарли.
– Потрясающе.
– Поэтому я еще нескоро уеду, – обрадовала она. – К тому же жить вместе так весело, правда, Минт?
– О да, – согласилась я. – Да. Очень весело.
– Знаешь, – продолжала она, снимая пальто, – это совсем как в восемьдесят третьем, когда мы ездили на канал, помнишь?
Силы небесные!.. Это было ужасно. Представьте себе: я на пароходике с Эмбер, тетушкой Фло, дядюшкой Эдом и их маленькой таксой Мундо. Дождь лил не прекращаясь, холодина стояла как в морозильнике, и нам с Эмбер приходилось спать на одной крошечной кровати. Однажды утром Мундо вышел на палубу, увидел на берегу какую-то шавку и стал лаять. Он так отчаянно брехал, что поскользнулся и упал в речку. И Эмбер заставила меня броситься в воду, спасать собачку. Она была в истерике. Обожала эту псину. «Давай, Минти! – вопила она. – У тебя нет выбора!» Я могла бы возразить, что это не моя собака – почему бы Эмбер самой ее не спасти? Вместо этого я сиганула вслед за Мундо, который и не думал тонуть, а радостно выгребал к берегу. Уже тогда я была мягкотелой и не могла отказывать. Вот и прыгнула. И прыгаю до сих пор. Всю жизнь.
– Нет, Минти, мне так нравится жить с тобой, – тепло произнесла Эмбер. – Хочешь, я буду оплачивать половину телефонных счетов? – добавила она, снимая трубку.
– Хочу, – поспешила с ответом я. – Даже очень. Спасибо, что предложила.
Я поднялась наверх. Зашла в спальню, открыла шкаф, все ящики, и стала разбирать вещи. Вытащила все, что мне купил Доминик. Узкие юбки и туфли с идиотскими пряжечками и бантиками, повязки на голову и шелковые шарфы. Зеленые веллингтоны.] и стеганую куртку, изящные двоечки и плед. В черном мусорном мешке им самое место. Я не пожалела даже сумку от Эрме. Не пожалела ничего. Все отправилось в помойку. «Будь собой», – сказал Джо. Так я и сделаю.
В субботу утром я отнесла битком набитый мусорный мешок в Камденское отделение «Голодающих Африки» и поехала на метро на Ковент-Гарден. На Нил-стрит я заходила во все магазины и перебирала вешалки с модной одеждой. Я купила то, о чем давно мечтала: черный кожаный пиджак, джинсы от Элли Капеллино, расклешенные штаны от «Ред-о-Дед», платья с карманами и коротенькие футболки, струящиеся длинные юбки. И направилась в свой любимый салон – подровнять волосы.
– Как семейная жизнь? – спросил Крис, мой замечательный стилист, застегивая на мне блестящую черную накидку.
– Понятия не имею, – честно призналась я. – Замуж так и не вышла.
– О боже! – он был фраппирован. – Бедняжка. Хочешь об этом поговорить?
– Нет, спасибо, – ответила я.
Крис посадил меня перед большим голубоватым зеркалом около окна. На столике лежала целая коллекция расчесок и щеток; фены на подставках напоминали пистолеты в кобуре. Крис приподнял мои волосы, взвешивая их в руках.
– Подровнять на дюйм? – спросил он.
Я долго и пристально смотрела на свое отражение:
– Да. Самую малость.
– Может, на два? – предложил он, расчесывая волосы.
– Да. Два... прекрасно. – Я не стриглась с июля. «Может, убрать три дюйма? – подумала я. – Или четыре? Пять?» Я изучала себя в зеркале. «Шесть? Семь? Доминику нравились длинные волосы. Не попросить ли Криса отрезать все восемь или девять дюймов?»
– Подстриги меня коротко, – выпалила я. – Не хочу больше длинных волос!
– Точно? – не поверил он. Похоже, я его удивила.
– Да, – беззаботно отмахнулась я. – И еще... я хочу покраситься. Сделать мелирование. Может быть... Какие-нибудь медные прядки.
– Решила полностью изменить имидж?
– Да. Полностью, – кивнула я. – Начинаю новую жизнь.
– Ты точно хочешь короткую стрижку? – еще раз усомнился он, взяв огромные ножницы.
– Да. Точно, – заверила я. – Очень-очень короткую.
Лезвия ножниц посверкивали, отражая свет, и блестящие черные пряди моих волос падали на пол звеньями разбитых оков. «Может, на душе и невесело, зато у меня будет веселая стрижка», – думала я, глядя, как Крис отхватывает длинные завитки. Другие парикмахеры с улыбкой наблюдали, как он колдует над моими волосами. Время от времени Крис приглаживал их руками – проверял, чтобы они были одинаковой длины. Теперь он уже орудовал маленькими ножницами, зажимая пряди между указательным и средним пальцами и подравнивая их при помощи расчески. Когда Самсону остригли волосы, он потерял свою силу, но я, напротив, чувствовала, как силы возвращаются ко мне. Впервые за много месяцев я ощутила прилив энергии.
– Потрясающе! – воскликнул Крис. – Ты стала собой. – Он был прав. Стрижка акцентировала линию подбородка и открывала уши. Подчеркивала красоту скул. И так странно было чувствовать дыхание сквозняка на коже. Я засмеялась. Мне стало легко, будто я слегка опьянела, глядя на незнакомку в зеркале. А из динамиков доносилось:
