– Подумаешь! – пренебрежительно отмахнулась она. – Тебе куда легче. У тебя веселый и простой характер.
– Ну, спасибо.
– Правда, Минти, – произнесла она, разглядывая прилавок с йогуртами. – Ты – дитя Аполлона, светлая и жизнерадостная. Un ceur simple
[57]
, как говорил Флобер. Но у меня натура Диониса, темная, творческая и разрушительная. – Она взяла упаковку натурального йогурта. – Мои переживания глубже и острее.
– Ты понятия не имеешь, что я чувствую! – рявкнула я.
– Нет, имею!
– Нет... – я осеклась. На нас все пялились. – Не имеешь, – тихо, но многозначительно произнесла я. – Потому что даже не интересуешься моими чувствами.
– Почему же ты сама не расскажешь?
– Потому что – разве ты не замечала? – я никому не рассказываю.
– Почему нет?
– Не хочу. А, кроме того, другим это неинтересно.
– Минти!
– Но ты! – зашипела я. – Ты можешь говорить только о себе. Кричишь о своих чувствах – так называемых чувствах – на каждом углу, каждому встречному!
– Неправда.
– Нет, правда. Даже перед незнакомыми людьми выворачиваешься наизнанку! Ты как те идиотские здания Ричарда Роджерса
[58]
. Все, что должно быть внутри, выставлено наружу!
– Минти! – Эмбер вытаращила свои и без того огромные зеленые глаза. – Не знаю, что на тебя нашло в последнее время. Раньше ты была такой милой!
– Ну и что! – взорвалась я. – Я больше не хочу быть милой. Хватит с меня добрых дел. Думаешь, почему я пошла на семинар? Доброта до хорошего не доводит, – в ярости продолжала я, хватая пакетик имбирного печенья. – Я была такой доброй, что жених бросил меня в день свадьбы! Я такая милая, что делаю работу за всех! Из-за своей бесхарактерности я всегда на втором месте. Да на каком втором! На последнем! Я такая милая, – бушевала я, – что отдала тебе собственную спальню!
– Да, Минти, это было очень мило с твоей стороны, – покладисто согласилась Эмбер. Вокруг нас уже собралась толпа. – Так вот, о чем я говорила? – задумалась она, проходя мимо полок с хрустящими хлебцами. – Ах да... Дело в том, что я... все еще люблю Чарли. И хочу его вернуть!
– Что?! – Похоже, теперь у нее действительно крыша поехала.
– Я хочу его вернуть, – медленно проговорила она. – И я заставлю его ко мне вернуться. Более того, – в ее голосе послышались угрожающие нотки, – заставлю приползти ко мне на коленях.
– Эмбер, – рассвирепела я. – Видишь тех женщин за кассой?
– Да, – с опаской ответила она.
– На протяжении последних пяти месяцев, раз в неделю, несчастные кассирши были вынуждены, стиснув зубы, выслушивать твое нытье о Чарли и о том, какая он грязная свинья. Видишь мужика, который таскает полки?
–Да.
– Ему эта история уже набила оскомину. И тому парню из хозяйственного отдела тоже. Каждая собака на Примроуз-Хилл усвоила, что Чарли – грязная свинья. Более того, это написано огромными буквами, по меньшей мере, на шести станциях метро.
– Ну и что? – огрызнулась она.
– По-моему, это... лицемерие.
– Нет, – ответила она.
– А ты знаешь, почему нам теперь приносят почту на полчаса раньше обычного? – не отставала я.
– Нет, – фыркнула Эмбер.
– Почтальона уже тошнит. Каждое утро ты ловишь его и талдычишь о Чарли. Он поменялся с напарником, чтобы приходить до того, как ты проснешься.
– О...
– А сколько раз ты звонила в эфир радио «Лондон»?
– Ну... это...
– Эмбер, ты раструбила о том, что Чарли – последний ублюдок как минимум пяти миллионам человек. Осталось только выступить по центральному телевидению. И теперь ты хочешь, чтобы он вернулся?
– Да, – сказала она. – Хочу.
– Но зачем? Зачем тебе это?
– Затем... затем, что... я не могу его забыть.
– Но он давно тебя забыл!
– Неправда! – взвилась она. – Я знаю, Чарли хочет меня так же, как я хочу его!
– Эмбер, если бы он хотел тебя, давно бы сообщил. Но он же этого не сделал! Очнись, идиотка! Вернись к реальной жизни!
Ого-го, похоже, семинар не прошел даром», – думала я, возвращаясь домой с Эмбер. Они же сказали, что за один день ничего не изменится, и оказались правы. Подействовало не сразу. Но, в конце концов, я осадила Мелинду. И только что с удовольствием выложила Эмбер все, что о ней думаю. Как это на меня не похоже. Эмбер все еще размазывала слезы и сопли, когда я открывала дверь. По крайней мере, она поняла, что я хотела сказать.
– О'кей, о'кей, согласна... Может, я... нехорошо поступила с Чарли, – смирилась она. Мы разбирали покупки. Кузина подошла к доске для игры в дартс и сняла фото «бывшего», на котором живого места не осталось. – Но только потому, что я была очень расстроена. Ведь я так его люблю. И хочу, чтобы этот ублюдок вернулся, Минти...
«Ничего себе!» – проскрипел Педро. И мы прыснули.
– .. .я уже придумала, как заставить его вернуться. Но нужна твоя помощь, – добавила она.
Ей нужна моя помощь?
– Ну, уж нет! – отрезала я. Ура! Получилось. И ей меня не переубедить. – Нет.
– Про-о-о-шу тебя, Минти-и-и, – заныла она.
– Нет. Это исключено. Даже не думай.
– Пожалуйста. Понимаешь, у меня есть блестящий план... Сейчас расскажу...
– Нет, нет и еще раз нет!
– Я хочу пойти на международный благотворительный бал «Мы против рабства», – объявила она. О-о!..
– На котором вы с Чарли были в прошлом году?
– Да. Его отец в оргкомитете, и я знаю, что Чарли там непременно будет. Он никогда не пропускает эти балы. Через десять дней. В «Савое». Пойдешь со мной, Минти? Умоляю тебя. Умоляю.
О господи, господи!
– Н-нет, – ответила я.
– Умоляю.
– Нет, нет и нет.
– Пожа-а-а-луйста, – проблеяла она.
– Мне кажется, это не очень хорошая мысль.
– Нет, хорошая, – упрямилась Эмбер.
– Слушай, если ты хочешь, чтобы Чарли вернулся, почему бы просто ему не позвонить?
– Так ничего не получится. Но если он меня увидит, – она просияла, – в каком-нибудь невероятном бальном платье, тогда сработает.
