Стефани бросилась к шкафам и зарылась руками в мягкий шелковистый мех: рыжая лиса, норка, рысь, соболь.
Она нерешительно опустила руки. Потом виновато посмотрела через плечо на Льюиса и тихонько стянула с вешалки длинную соболевую шубу.
— Льюис, пожалуйста, можно я померяю? Мне так хочется… У меня никогда не было настоящей шубы. Только кроличья, но ведь это не в счет…
Льюис снова вывел Стефани в гардеробную и плотно закрыл за собой тяжелую дверь.
— Можешь померить здесь. А я пока пойду в соседнюю комнату, пропущу стаканчик.
Он вернулся в спальню Элен, выпил виски и огляделся. Эта комната никогда ему особенно не нравилась, сейчас же он ее просто ненавидел. Она напоминала ему о родительском доме и об унизительных ночах, проведенных здесь. Он попытался вспомнить, была ли среди этих ночей хотя бы одна счастливая? Кажется, нет.
Разве что в самом начале, когда они только переехали в этот дом. Перед глазами замелькали картины прошлого — живые, яркие и до боли реальные. Ему показалось, что комната вокруг закачалась и поплыла. Он растерянно закрыл лицо руками. Потом опустил руки и встал. В голову ему пришла странная мысль.
Он посмотрел на узкий книжный шкаф, стоявший у стены. Он знал, что с помощью особого механизма его можно отодвинуть в сторону и тогда в стене откроется сейф, в котором Элен хранила свои драгоценности. Шифр был ему известен, в свое время он тщательно обшарил сейф в поисках любовных писем, так же как до этого обшарил письменный стол и секретер.
Он отодвинул шкаф, аккуратно набрал шифр и, отперев сейф, вытащил несколько футляров и замшевых мешочков. Перенеся их на кровать, он стал методично, один за другим открывать их и высыпать драгоценности на покрывало. Потом выпрямился и оглядел сверкающую груду, лежавшую перед ним. Здесь было все, что связывало его с Элен, вся история их брака: бриллиантовые клипсы, которые он подарил ей после выхода второго фильма, ажурный серебряный викторианский пояс, ожерелье из лунного камня, длинная нитка аметистовых бус, бриллиантовое ожерелье, бриллиантовые браслеты. Льюис с досадой и недоумением смотрел на эти дорогие и изящные веши — Элен редко надевала их. и он никогда не мог понять, почему: то ли потому, что они ей не нравились, то ли потому, что это были подарки от него.
Ему вдруг стало ужасно жаль себя, он чуть не заплакал от обиды. К счастью, в это время в комнату вошла Стефани, с ног до головы закутанная в соболиную шубу.
— Ну как, хорошо? — робко спросила она. — Ты не представляешь, до чего она мягкая.
— Иди сюда, — сказал Льюис.
Стефани медленно приблизилась к нему и остановилась в нескольких шагах. Взгляд у нее был рассеянный и какой-то застывший. Она высунула кончик языка и быстро облизала губы. Льюису хорошо было знакомо это выражение.
— Прости меня, Льюис, — сказала она. — Я была такой глупой… Не сердись на меня, ладно?
Она подняла руки и медленно распахнула полы шубы. Льюис увидел, что под шубой на ней ничего нет. На фоне меха кожа ее казалась ослепительно белой.
— Иди сюда, — повторил он.
Стефани подошла еще ближе. Льюис заметил, что соски у нее отвердели и набухли; она вся дрожала. Он наклонился и начал медленно перебирать лежавшие на кровати драгоценности.
— Подожди, — сказал он, — сейчас ты будешь еще красивей.
Голос у него был хриплый, руки тряслись, но не от страсти — страсти он как раз не испытывал, — а скорей от злости и страха. Он поднял серебряный пояс и обвил его вокруг талии Стефани. Потом надел ей на руки браслеты, по нескольку штук на каждую, и взялся за кольца и перстни. Почти все они оказались ей малы, и это разозлило его еще сильней. Он начал раздраженно нанизывать их на бусы и вешать ей на шею. Стефани следила за ним, не произнося ни слова. Затем он вытащил у нее из ушей дешевые серьги, в которых она пришла на бал, и вдел вместо них пару длинных изумрудных сережек. Он не помнил, чтобы он дарил Элен такие серьги, скорей всего это был подарок от другого… Оглянувшись, он увидел, что на кровати лежит еще несколько браслетов. Два он надел Стефани на щиколотки, а остальные подвесил к поясу и нанизал поверх бус.
— Боже мой, — выдохнула Стефани.
— Молчи, это еще не все.
Теперь оставалось надеть последнее — пару бриллиантовых клипсов с огромными, не меньше пятнадцати карат каждый, камнями. Эти клипсы он ей тоже не дарил, это он помнил совершенно точно. Приглядевшись, он заметил на футляре фирменный знак де Шавиньи. «Стерва, — подумал он, — подлая стерва».
— Подожди, осталось самое главное, — сказал он. Он опустился на колени и уткнулся лицом в кустик обесцвеченных перекисью волос. Ему никогда не нравилось, что она обесцвечивает волосы, но сейчас он этого даже не заметил. Он осторожно раздвинул языком мягкие складки кожи и сжал губами мгновенно отвердевший клитор.
Стефани застонала. Льюис слегка отстранился. На фоне молочно-белых бедер ее влажная плоть была похожа на кровавую разверстую рану. Он взял клипсы и дрожащими руками закрепил их между тугими завитками волос. Потом, откинул голову, полюбовался на свою работу и вздохнул, глубоко и протяжно. Бриллианты сияли, словно две волшебных звезды, два ярких глаза, распахнутых над алым, влажным ртом.
Он почувствовал, что в нем просыпается желание. Наклонившись, он прижался губами к гладкой полированной поверхности камней, лизнул их холодные, твердые грани, а затем снова коснулся языком ее тела, показавшегося ему восхитительно теплым и живым после леденящей твердости бриллиантов.
— Льюис, ох, Льюис…
Она изогнулась и нетерпеливо потерлась об него животом. Потом вдруг замерла и слегка отодвинулась. Льюис поднял голову. Бриллианты плясали у него перед глазами. Стефани поежилась.
— Льюис, пожалуйста, сними их. Мне больно…
— Нет, тебе не больно. Ты любишь бриллианты. Ты любишь меха. Ты любишь роскошь. Ты в восторге от моей идеи. Она возбуждает тебя.
Он встал и легонько толкнул ее в грудь.
— Ложись.
Стефани взглянула на него в упор и снова облизала губы. Потом опустила руку и кончиком пальца с ярко наманикюренным ногтем осторожно потрогала бриллианты. Передвинув палец чуть в сторону, она провела им между набухшими складками кожи, затем вытащили его и прижала к губам Льюиса.
— Да, Льюис, — проговорила она с улыбкой, — я без ума от твоей идеи.
Не сводя с него пристального взгляда, она медленно откинулась назад, аккуратно расправила полы шубы и, продолжая улыбаться, широко раздвинула ноги. Откуда-то снизу, из зала, донеслись негромкие звуки танго.
Льюис остановился в изголовье кровати и посмотрел на Стефани. Белизна ее кожи оттенялась блестящим темным мехом, груди соблазнительно торчали из-под вороха бус и ожерелий. Она положила руки на бедра, и Льюис замер, пораженный чувственностью этого зрелища, сочетанием черного меха, белой кожи, алых ногтей и ослепительных бриллиантов, казавшихся еще ярче на фоне обесцвеченных волос.
