Наконец-то Миша откашлялся:
— Нельзя же так пугать, я чуть концы не отдал! — с румяного от водки Михаила можно было рисовать символ Олимпиады-80. Его серо-голубые глаза искрились от радости и алкоголя, а пятнистый румянец во всю щёку подчёркивал богатырское здоровье. Я улыбнулся и виновато развёл руки в стороны. Макаров по-медвежьи сгрёб меня в охапку.
— Штрафную нашему столичному другу! — рявкнули Миша и Сергей, словно то и делали, что репетировали эту фразу со времени нашей последней встречи. Синхронно выдохнув воздух, мы выпили стоя и тут же закусили капустой.
На столе аппетитно дымились шашлыки, вокруг них стояли соления, грибочки и селёдка. Отварная картошечка белела рядом с нарезкой из сыра и колбасы. Графин с водкой эротично запотел подле кувшина с квасом. В предвкушении я энергично потёр руки.
— А вы тут неплохо устроились.
— Для печали нет причины, Артемон. У всех кризис, а у нас кристмес! Гы-гы-гы!
— Это радует. А что ты имел в виду, когда сказал, что «Колосок» — это семейный ресторан со стриптизом?
— Серж, объясни мужчине суть приятных перемен, — объявил Макаров и занялся селёдкой.
— Всё очень просто. После девяти часов вечера официантки ходят топлес, а у пилона начинаются танцы без нижнего белья и предрассудков.
— И который сейчас час?
— Начало девятого, так что мы всё успеваем!
— Слава компании «Главстолинвест!!» — провозгласил тамада, и весь корпоратив вдруг поднял лица от тарелок.
— Ура!! Ура!! Ура!!!
От этого вопля мы вздрогнули, люстры покачнулись, а пластиковый тюльпан из маленькой вазочки упал мне в холодец. Это была какая-то акустическая агрессия. Вдобавок ко всему у Миши зазвонил телефон.
— Тихо, это Света, — то ли нам, то ли тамаде сказал Миша и зачем-то встал. — Алло, Светик, тебе приветик! Что? Ну я ж тебе говорил. Артём приехал. Что значит, «тот самый!?» Да, я с ним бухаю! Серёжа тоже с нами, ну и что?.. Я же тебя предупреждал… Да куплю я лук, завтра, хоть целый мешок! Что?! Я сейчас кому-то так засуну…
Мне стало неуютно. Так бывает, когда ждёшь в очереди к стоматологу, а за дверью врач безуспешно пытается усадить орущего ребёнка в кресло. Я глянул на Лаптева. Он невозмутимо выдавливал в рот квашеный помидор.
— Серёга, может, мне со Светой поговорить?
— Не надо, пусть буря утихнет сама. Не будем мешать разгулу стихии.
— Алло, Света, не бросай трубку. Светик! Св… — побагровевший Миша грузно сел на стул и хлопнул телефоном о скатерть. Его супруга имела внешность ангела и темперамент демона.
Чтобы хоть как-то привести нервы в порядок, мы немедленно выпили. Потом мы выпили ещё по одной, и застолье понеслось по давно проторённому маршруту. Опустевший графин исчез, уступив место своему до краёв наполненному коллеге. Тосты укорачивались, пока не сократились до жестов. Наступило девять часов вечера. Бюсты официанток напомнили нам о десерте. Были заказаны дыни и яблоки (арбузов не оказалось, а зря). Оглянувшись по сторонам, я понял, что веселье захлестнуло ресторан словно цунами. Тамада затеял армрестлинг с директором «Главстолинвеста». Подчинённые подобострастно делали ставки на победу шефа. Тот тужился изо всех сил. Багровое лицо и вздувшиеся на лбу вены предвещали скорый инфаркт. Стриптизёрши, забыв о пилоне, болели за тамаду. Вдохновившись их колыхающейся поддержкой, я поднял рюмку и сфокусировал взгляд на собутыльниках.
— Друзья, если бы вы только знали, как я рад вас видеть! Давайте выпьем за нашу славную дружбу! — временами я бываю чертовски сентиментален. У Миши и Сергея предательски задрожали подбородки. Мы чокнулись, опрокинули и закусили. Что было потом — я не помню.
* * *
Проснулся я от того, что ноги, которые лежали на мне, начали шевелиться. Господи, чьи они? Один носок синий, с оленями, второй чёрный, с дыркой. «Сергей», — облегчённо выдохнул я. Но как мы попали ко мне домой? Я с трудом поднял гудящую голову. По центру комнаты кучей лежали наши куртки. Под ними кто-то гудел: «Воды, воды…» — это был Миша. За окном шаблонно багровело солнце. Рассвет или закат? Непонятно. С большим трудом я встал с дивана. Мозг пульсировал, как сердце. Во рту можно было смело проводить гонку Париж — Дакар. Из-под курточной горы показалась голова Миши в будёновке. Мы что, перенеслись во времени? Я уставился на друга, не в силах сложить слова в предложения. Он нарушил тишину первым.
— Ты так и будешь пялиться на меня, как баран на новые ворота, или принесёшь воды?
— А ты что делаешь на полу? — произнёс я, хотя для постороннего уха это прозвучало как «А-а-ы-о-у».
— Воды! Ради всего святого, Ёлкин, не будь фашистом!
— Сейчас принесу. А как мы попали ко мне домой?
— А ты не помнишь?
— Нет.
— Неси воду — получишь информацию.
Приподняв голову Миши, я принялся поить его из стакана. Зубы Макарова стучали чечётку по стеклу.
— Эко вас разобрало, товарищ комбриг. Много беляков вчера положили?
— Сначала всё было зашибись. Мы пили, потом бухали, потом плясали. Кстати, ты плясал на столе.
— А ты?
— А я бил морду тамаде.
— За что?
— Он Серёгу педиком обозвал.
— Педиком?!
— Вроде того. Лаптев девок разогнал и стал у шеста плясать.
— Сам он педик, — донеслось с дивана.
— О, танцор диско очнулся, — Миша засмеялся и тут же резко скривился, — Ой, ой, бок! У меня, кажется, ребро сломано.
— А что потом было?
— Потом прибежал охранник. Помнишь того мудилу со стеклянным глазом? И начал бить меня.
— А мы?
— А вы стали метелить его.
— Артём, у тебя пиво есть?
Это снова подал голос обладатель носка с оленями. С похмелья Сергей презирал воду. Кряхтя, он приподнялся с дивана и утробно икнул. Это отобрало все его силы. Но Лаптев собрал волю в кулак и мужественно вперил в меня вопросительный взгляд. Это были не глаза, а свёрла. Пришлось ответить:
— Нет у меня пива.
— Тогда я схожу. Сколько вам взять: по три, по пять?
— Давай по три, ларёк во дворе. Деньги на тумбочке.
— Да знаю я. Макар, пока помолчи, пожалуйста, я мигом вернусь, — шаркая ногами, Сергей помчался в прихожую.
Проигнорировав просьбу Лаптева, Макаров продолжил:
— Когда нас выгнали из ресторана, мы поехали ко мне, но Светик стала швыряться в нас луком.
— Так у неё же не было лука.
— Я принёс.
— А где ты его достал?
— В ресторане купил, полмешка. Крымский, сладенький.
