— Нет, в один.
— Значит, вместе будет 120 тысяч. А в оба конца — 240 тысяч рублей. Угу.
Повисла пауза, а в глазах Макарова мелькнуло сомнение. Но потом он, видимо, представил, как вечером возвращается домой, — и решился.
— Ладно. Давайте пока билеты в одну сторону. В крайнем случае, оставлю их там, если будут себя плохо вести!
Девушка на стойке регистрации рассмотрела наши билеты трижды, прежде чем убедилась, что мы ничего не перепутали. Я оказался единственным, кто сдал свой багаж. Я же первым подошёл к рамке металлоискателя. Снял пояс, выложил из карманов мелочь…
— Мужчина, а что это у вас такое? — Таможенник вертел в руках стеклянный шарик.
— Это глаз.
— Чей?
— Мой.
— Зачем он вам?
— Запасной.
— Проходите, только детям в самолёте его не показывайте.
— Я что, похож на человека, который что-то показывает детям?
Миша звенел на рамке, как трамвай на перекрёстке. Сдув со лба выбившуюся прядь волос, таможенница спросила:
— Мужчина, может, у вас в голове металлическая пластина стоит?
— Нет у меня ничего в голове.
— Ещё раз проверьте, вы всё вытащили из карманов?
Макаров пожал плечами, и извлёк из кармана связку ключей размером с большого металлического ежа. Оказавшись по ту сторону металлоискателя, Миша толкнул меня локтём и кивнул себе за спину. Затаив дыхание, я наблюдал, как через рамку шествует Сергей.
— Что у вас в пакете?
— Да так, ничего необычного.
— А зачем вы его запаковали?
— А разве нельзя?
— Распакуйте, пожалуйста.
— Это обязательно?
— Пожалуйста, распакуйте багаж!
Отработанным движением Сергей содрал с пакета кожуру полиэтилена. (Вот кто будет нам чистить в Таиланде апельсины!) Вопреки нашим страхам и надеждам таможенника, внутри не было ничего запрещённого: чашка, коврик для мышки, канцелярский нож, бюстик Кутузова и куча маркеров. Очевидно, Лаптев, увольняясь с работы, забрал личные вещи, да так и носил их с собой.
— Канцелярский нож придётся оставить, это оружие!
— Да какое это оружие?
— Холодное, вы им запросто человека порежете!
— Хорошо, забирайте. Теперь я не опасен? — ехидно спросил Лаптев. Работник таможни молча протянул ему выпотрошенный пакет.
— Да, теперь вы временно не опасны. А что у вас с пальцами? — таможенник подозрительно глянул на Сергея, а потом на нас с Мишей.
— Это врожденное, товарищ офицер, мы его в Таиланд на операцию везём.
* * *
Наконец мы оказались в международной зоне. В воздухе витали ароматы парфюмов и кофе. Куда пойти пресыщенному джентльмену: в бар или в дьюти-фри? Торжествующий Лаптев крутил головой во все стороны.
— Друзья, я в курительную комнату.
— Серёга, ты же не куришь!
— Табак — не курю. Но что я, зря устраивал эти отвлекающие манёвры на рамке?
Лаптев отточенным движением извлёк из кармана небольшой пластиковый портсигар и показал нам его содержимое. Когда я понял, какой груз наш чокнутый друг пронёс через таможню, у меня поседели волосы на спине. Внутри портсигара лежали три косяка, украшенные цветными полосками. Сергей принялся объяснять:
— Красный — это «Стрелы Амура», синий — «Бешеная макака», а чёрный — «Шёпот ветра».
— И что это значит?
— «Бешеная макака» повышает агрессивность. «Стрелы Амура» располагают к романтике…
— Нафига тебе это в самолёте? — влез Миша.
— …А «Шёпот ветра» — успокаивает! Самое то. Кто со мной?
— Никто! Иди уже, ботаник хренов! — Макаров развернул Серёгу в сторону туалета, и тот бодро зашагал прочь. Мы смотрели ему вслед, предчувствуя неладное.
— А если он перепутает и выкурит «Бешеную макаку»?
— Нож у него отобрали. Будет бушевать — свяжем.
Отпустив Лаптева на встречу с его демонами, мы решили пойти по традиционному пути и набрали в дьюти-фри текилы и рома. Выстояв небольшую очередь, мы подошли к кассе.
— Девушка, вы нам на пакеты ещё по одному наденьте, — попросил я.
— Зачем это?
— А у меня в прошлый раз на трапе ручки оборвались. Текила разбилась, пришлось прямо со ступенек слизывать, без лайма и соли.
Оставив Мишу рассчитываться, я пошёл в бар. Сергей был уже там. Он что-то увлечённо рассказывал грудастой барменше. Судя по горящим глазам, нашему траволюбу всё-таки попались «Стрелы Амура». Ладно. Он никого не бил и не бегал в простыне, это уже удача. Впрочем, барменше было что послушать:
— …В тот день мы бомбардировали плазму быстрыми нейтронами. Я был в шаге от сенсационного открытия. Оставалось сверить кристаллические решётки…
У оратора в руке поблёскивал коньячный бокал. Очевидно, не так давно бокал был полон.
— Не рановато ли, Сергей Степанович?
— Как раз вчера истёк срок давности. Теперь я могу поведать миру о страшной трагедии, которая случилась с профессором Салье.
— Это вы? — удивлённо моргнула на меня девица. Я не успел ответить, за меня это сделал Лаптев.
— Что? Нет, это — Артём Ильич, мой коллега. А это — Люда.
— Это заметно.
— Артём Ильич — физик-ядерщик в пятом поколении. Так я продолжу. В тот страшный день…
Я с опаской присмотрелся к Сергею. Не знаю, что там ему продали под названием «Стрелы Амура», но изменения в Лаптеве произошли кардинальные. Из худосочного ботаника он превратился в героическую личность: осанка исправилась, в голосе зазвенел металл, засветились гениальностью глаза нобелевского лауреата.
— …в тот страшный день мы с профессором Салье работали в ускорителе элементарных частиц. Всё как-то не ладилось с самого утра. От переутомления у меня дрожали руки…
— Так, а что случилось? — Люду распирало от любопытства. Я решил подключиться к спектаклю и перехватил нить разговора:
— Как раз в этот момент я должен был принести Сергею Степановичу специальный стимулятор и уже подходил к двери ускорителя, и тут… пардон, Люда, слёзы душат, плесните мне рому…
— И мне рому, Людочка.
— Может, не будете мешать, Сергей Степанович?
— Кому? Вам? В чём? Так я продолжу. Как только Артём Ильич подошёл к двери ускорителя, прозвучал жуткий взрыв. Меня отбросило к реактору, а профессор, ох, простите, он, он…
— Его спасти не удалось. А у Сергея Степановича после попадания в активную зону реактора срослись пальцы на руке. Да и на ногах у него…
