В конце концов мы решили задействовать пушки калибра 8 мм. Я начал распространять в двух-трех особо чувствительных местах города слухи, что у меня дома есть порнофильм (я даже, для достоверности, придумал имя стюарда, который его привез, — Марсель). Мы стали осторожно продвигать эту информацию в массы, не акцентируя ее связь с празднованием Нового года, и принялись ожидать внешних контактов. Во вторник после обеда зазвонил телефон. На другом конце провода говорили искаженным голосом или через носовой платок:
— Фильм на пленке «супер восемь» или нормальный?
Мы не такие дураки, чтобы раскрывать единственную карту, которая была в наших руках.
— Посмотрим, — ответил я дипломатично, — а кто это?
Положили трубку. Но это был лишь первый контакт с источником. Следующая встреча прошла в кафе в среду в 22.20. Какой-то малыш зашел туда с улицы и передал мне отпечатанную на машинке записку:
«Заплатите по счету, не привлекая внимания, и идите за ребенком. Юлиус Кац-Сухи».
Имя было, разумеется, прикрытием, я в этом ни секунды не сомневался. Мальчик пересек улицу, взял велосипед и поехал впереди нас на юг. В окрестностях тюрьмы Абу-Кабир он показал на заброшенный домик и исчез в ночи.
— Стоп! — хлестко прозвучал глубокий голос из домика. — Стоять на месте!
Мы поняли, что это он — организатор вечеринки. Мое сердце билось как барабан.
— Пароль.
— Марсель.
Мы слегка приблизились. Во тьме у разрушенного входа вырисовывался стройный силуэт человека, лицо которого было закрыто черным платком.
— Послушайте, — сказал он, — что вы делаете в вечер Нового года?
— Мы еще не решили…
— Ну так чего бы вам не заскочить к нам?..
— Ладно, а где вы живете?
— Эта информация не подлежит разглашению. Я сам буду это знать только завтра, когда открою конверт, который оставил у своего адвоката.
— Адвокат приглашен?
— Нет. Его нет в списке. Не могу же я каждого приглашать. Но вы получите по телефону извещение о месте сбора. Приглашенные хорошо организованы, каждый из них знает лишь шестерых других. Поэтому даже если одного схватят, невозможно будет вычислить остальных участников вечеринки, и те друзья, которых не пригласили, не обидятся. Мы просим вас принести фильм. Нет надобности добавлять, что при существующих условиях ООН никогда не сможет установить мир в регионе.
Последняя фраза означала, что кто-то проходил мимо.
— Мне нужно быть осторожным, — пояснил собеседник, — вот ваше приглашение. «Личное приглашение номер двадцать девять. Серия В». Прочтите. Через пять секунд оно самовозгорится.
Записка в моих руках загорелась и превратилась в пепел. Я развеял его по ветру для безопасности.
— Я поворачиваю направо, — сообщил собеседник, — подождите несколько минут и идите в обратном направлении. Есть вопросы?
— Да. Скажи, Томи, какой смысл во всей этой секретности, если послезавтра приглашенные раззвонят на всех углах своим знакомым, что встречали Новый год у тебя?
— Не расскажут. Мы ликвидируем их после полуночи. Нам не нужны свидетели…
На вечеринку мы не пошли. Все говорили, что она получилась дерьмовая, большинство гостей ушли задолго до конца. Каждый Новый год одно и то же.
Наверх!
Утверждают, что величайший переворот на земле случился тогда, когда человек поднялся с четверенек и стал ходить на своих двоих. Мы не знаем точно, как произошло это чудо на лоне природы, но одно не вызывает сомнения: с тех пор, как наша дочь Ранана начала ходить, в нашем доме царит сплошной переворот.
Ранана — девочка хорошая. Есть в ней что-то положительное. Трудно сказать, что именно, но есть. Было. В то время как другие младенцы тянут что ни попадя в рот, топчут и портят все вокруг, Ранана не может спокойно видеть предметы, попадающиеся ей на пути: она сбрасывает их вниз через перила балкона. Мы живем на третьем этаже. Каждый раз, возвращаясь домой, я посвящаю некоторое время безмолвному сбору различных вещей, валяющихся толстым слоем на траве двора. Иногда соседи помогают, принося нам выброшенные книги, солонки, авторучки, пепельницы, ножи, ложки, вилки, транзисторы, пластинки (вечная им память), обувь, часы, пишущие машинки и другие сюрпризы. Соседи звонят к нам, возвращают упавшее полными горстями и спрашивают, сверля нас взглядом:
— Почему вы даете все это ей в руки?
Кто дает? Мы? Как будто она не может взять сама, без всякого разрешения. Ведь девочка у нас очень развитая. Отметка ее роста на мезузе
[18]
— если держать карандаш чуть наискосок — на уровне семидесяти одного сантиметра, поэтому нетрудно вычислить, что она может дотянуться руками до любого предмета, расположенного на высоте девяносто один сантиметр над уровнем пола.
— Эфраим, — говорит жена, — район риска — на высоте ниже метра.
С тех пор наш уровень жизни стал непрерывно расти. Все вазы и керамика в гостиной были эвакуированы на рояль. Нижние полки этажерок были опустошены, и их обитатели переселились наверх. Декоративная ваза с фруктами была повышена в должности до уровня верхней крышки шкафа. Обувь из нижних ящиков устроилась между кирпичей наверху. Мои письменные принадлежности и журналы были педантично сложены на письменном столе — ведь проворные ручонки Рананы дотягивались лишь до края стола, и девочка была лишена возможности сбора прекрасного литературного материала для последующего сбрасывания во двор…
— Ха-ха-ха, — посмеивались мы над нашим чадом, — нечего выбрасывать, а?
Ранана восприняла эту информацию, стиснув зубы, и начала расти. Она напоминала древнего жирафа, который, как известно, вынужден был вытягивать шею, чтобы добраться до верхушек деревьев. Наша дочь тоже тянула руки вверх изо всех своих сил, и было видно, как она сама тянется, тянется ввееееерх… Через несколько недель лишь два сантиметра отделяли ее от ключей шкафа (1 м 10 см).
— Эфраим, — сказала мать девочки, — если она достанет до ключей, я перееду на другую квартиру.
Если что-то не в порядке, она сразу же меняет квартиру.
Наши нервы не выдержали испытания действительностью. Особенно тяжело мы пережили случай с телефоном, который был с древнейших времен установлен на столике, не устоявшем перед Рананой. Такой был симпатичный столик, оставленный внизу в качестве олимпийского минимума. Ранана подкралась к нему, когда у нее выпала свободная минутка, вышвырнула телефон и прорычала обломкам:
— Алло! (Открытое «а».) Алло! (Открытое «а».) Алло! (Открытое «а».)
Ее мать, серьезно настроенная, подскочила к ней в гневе, дала по попе и закричала:
— Нельзя телефон! Нельзя. На! На! На! (Это голос такой.) Нельзя! На!
