Лично я решил воспитательную проблему одним взмахом руки. То есть одним дождливым днем я выронил прибор. Может, это было нарочитое действие, по Фрейду. Во всяком случае, японское чудо грохнулось на пол и разбилось на кусочки. Вместо дробей все оказалось раздробленным. Я немного поругал себя за это, а потом кровь застыла у меня в жилах. Я клянусь читателю разными вещами, что в машинке не было ни одного колесика, а только совершенно плоские платы с разными отпечатанными на них узорами. И это ничтожество без колесиков в доли секунды совершает сложнейшие арифметические действия, от которых у меня, писателя с положением в обществе, седеют волосы оптом и в розницу. Как же оно это делает, черт бы его побрал?
Я их побаиваюсь. Маленький чертик живет в этих компьютерчиках, в этом нет сомнений.
Но молодежь не боится. Во всяком случае, Амир воспринял известие о крушении прибора с подозрительным спокойствием. Женушка подтердила мои худшие предположения:
— Эфраим, у Амира есть свой калькулятор!
Война дробей перешла в подполье. Мы провели тщательный обыск в комнате Амира и ничего не нашли. Жена уверяет, что у них в школе есть тайник, где они прячут машинки. Кроме того, сейчас изобрели такие крохотные калькуляторы, что их можно даже в ухо вставлять. Во всяком случае, в последнее время Амир стал отличником по математике и улыбается, как последняя Мона Лиза. Может, он и прав, будущее принадлежит компьютерам и крошкам. Мне не остается ничего, кроме как ругаться про себя по-венгерски. Я уже тоже не умею делить.
Звонок посреди «Коломбо»
Положение таково: симпатичный архитектор убил под прикрытием утреннего тумана старика Мака О'Хару, потому что подрядчик выступал против высоты небоскреба, который он строил. Однако сыщик Коломбо обнаружил в сценарии, что преступник без ума от музыки, и вышел на след убийцы. Телевизор в нашем доме просто-таки трясся от внутреннего напряжения, и все мы грызли ногти до их печального конца. Подозрение пало на блондинку — жену трупа, но мы, зрители, знали, что она невиновна, потому что случайно были свидетелями убийства. И что же? Коломбо сделал вид, будто…
Трррр!
Рукой до телефона не дотянуться. Черт возьми, кто это звонит посреди «Коломбо»? Мы встаем, сваливаем в темноте два кресла, трясущимися от напряжения руками поднимаем трубку, не отрывая взгляда от Коломбо…
— Да!
— Алло! — слышится голос многострадальной старушки. — Я не мешаю вам?
— Да!
— Я — мать Гади.
— Да!
— Гади Винтерница из Нагарии.
Симпатичный архитектор насмехается над Коломбо, ибо режиссер обещал ему, что у него есть надежное алиби. К тому же он заигрывает с блондинкой. Куда же архитектор спрятал труп подрядчика? — вот вопрос, который занимает в эти минуты весь город.
— Да, — хриплю я в трубку, — куда?
— У меня к вам большая просьба, господин. Еще когда мы жили в Бат-Яме на улице Солдат Тита Шестого, мой покойный муж говорил, что если мне когда-нибудь понадобится добрый совет от умного человека, так чтоб я обращалась только к вам, как к карикатуристу и другу Гади.
Кто такой этот Гади? И куда он дел труп, черт побери?!
— Меня предупреждали, что вы высокомерный и противный человек, но я сказала, что это не так. Он помогает, если может, только он вечно занят своими рисунками, вот что я сказала, алло!
— Алло! Кто это?
— Это мать Гади Винтерница, алло! Я не хотела вам мешать, но мой зять сказал утром, что надо на него нажать, ну, вы же знаете, как это у нас делается, не говоря уже о правительстве вообще. Если б мой муж был жив, так я бы ни за что, но я одна сейчас, совсем одна, и все как от стенки. Так вы мне скажите — сейчас стоит или нет?
Я не уверен, что она говорила именно это, но так воспринимается подобный разговор человеком с дрожащими руками, занятым выше головы лихорадочным обыском у архитектора, убившего старика Мака О'Хару…
— Да, — дышу я в трубку, — алло!
— Так я спрашиваю — стоит ли мне все-таки обновлять?
— Есть соучастники?
— Чего?
— У архитектора.
— Алло, — она повышает голос, — это госпожа Винтерниц говорит, мать Гади, алло!
Убийца на экране чувствует, что триллер подходит к концу, но он все же не отчаивается. Пока труп не нашли, у Коломбо нет доказательств против него.
Я уверен, что архитектор спрятал труп старика Мака О'Хары в фундаменте небоскреба и залил его бетоном…
— Алло, — взывает госпожа Винтерниц в некоторой панике, — какой бетон, извините, алло?
— А с кем вы, собственно, хотели поговорить?
— С господином карикатуристом из газеты, алло, это вы?
— Я вы.
— Так скажите мне, пожалуйста, обновлять или нет?
— Кто-то этим занимается?
— Да, Ошер.
Ошер, чтоб тебя… Дела начинают усложняться. Здесь, без сомнения, какая-то принципиальная ошибка, вроде первородного греха: когда г-жа Винтерниц спросила меня вначале, могу ли я помочь человеку, мне надо было ответить: «Ни в коем случае, госпожа!»
А теперь мое еврейское сердце терзает меня адскими муками. К тому же Коломбо уже приказал разбирать все огромные бетонные столбы, чтобы обнаружить труп подрядчика. А рядом стоит Ошер и цинично над ним насмехается. То есть архитектор, а не Ошер.
— Позвоните мне после праздников, госпожа, — бормочу я в трубку, — я был очень рад…
— Погодите, алло. Так я же уже говорила, что утром он должен ехать.
— Кто?
— Ошер.
Перед моими глазами происходит тяжелая человеческая драма, преднамеренное убийство, а я должен заниматься Ошером, чтоб его… Ненавижу его. Сволочь. Сыщик Коломбо гонится за машиной архитектора и расходует много горючего. Когда появляется китаец-киллер, я вынужден положить бормочущую трубку на стол. Есть же предел. Пусть себе архитектор вместе с госпожой Винтерниц едут, куда хотят. То есть не архитектор. Ошер. Чтоб его… Труп Мака О'Хары заперт в багажнике машины, могу спорить на любую сумму…
— Алло! Алло! Алло!
Глас вопиет со стола. Я поднимаю брошенную трубку:
— Алло! Кто это?
— Это мать Гади Винтерница, алло, я не мешаю?
Говорят, эскимосы оставляют старых женщин на льду, приходят тюлени и съедают их. Эти ребята знают, что делают, это такой фольклор или что-то в этом роде. У меня наступает полное расщепление личности между Коломбо, Ошером, чтоб его, и эскимосами. В последнюю минуту на площадке зажигаются прожектора, и подлый убийца попадает в расставленную ловушку. Вот твой конец, голубчик! Ты очень хорошо все спланировал, но Коломбо умен, как Гади. То есть не как Гади, как черт. Говорят, что у него один глаз стеклянный, у этого Коломбо. Но именно поэтому он такой человечный, это замечательный артист, как его?
