Стоя у двери, Брут покачал головой. Марк Антоний, конечно, не дурак, но сейчас он зарвался. Возможно, думал, что может стать частью новой эры, хотя долгие годы выслуживался перед Цезарем. Конечно, он показывал себя политиком, и Брут понимал, что многие сенаторы еще не пришли в себя, не знают, как вести себя в новом мире. Консул даже мог спастись, но для этого ему следовало продвигаться вперед с максимальной осторожностью. Прошлые обиды никуда не делись, и на Антония многие затаили зло. Тем не менее в это утро он оставался консулом.
– Необходимо провести голосование до того, как кто-то из нас выйдет из этих стен, – продолжил Марк Антоний, и его сильный голос заполнил весь зал заседаний. – Объявив амнистию убийцам Цезаря, мы подавим мятеж еще до того, как он начнется. Граждане и легионы увидят, что мы восстановили справедливость и закон, которые попрал один человек. Я объявляю голосование.
Брут застыл, и ему вновь стало не по себе. Кассий стоял у ростры, приоткрыв рот. Это ему следовало объявить голосование по амнистии. Об этом они уговаривались, и Освободители знали, что их оправдают. Брут едва не взвыл от злости, когда с этим важным шагом их опередил любимчик Цезаря. Слова рвались из груди. Цезарь оставлял Рим на Антония, когда уходил в поход на врага, Антоний был его ручным консулом, маской, позволяющей скрывать тиранию. Какое право имел этот человек говорить так, будто именно он вернул им Республику? Генерал уже шагнул вперед, но голос Марка Антония остановил его.
– Я прошу только об одном: в смерти не лишайте Цезаря достоинства. Он был гордостью Рима. Легионы и народ ждут, что его заслуги оценят по достоинству. Неужели люди, которые низвергли его, откажут ему в этом? Не должно быть ни тени позора, никаких тайных похорон. Давайте отнесемся к божественному Юлию с уважением. Теперь, когда он ушел из этого мира. Теперь, когда он покинул Рим.
В раздражении Гай Кассий поднялся на возвышение, но хотя теперь он и стоял рядом с Марком Антонием, консул выглядел куда выше и мощнее его. Прежде чем Кассий заговорил, Антоний наклонился к нему и прошептал:
– Ты победил, Кассий. Сейчас не время для сведения мелочных счетов. Легионы ждут похорон на Форуме.
Кассий какое-то время обдумывал его слова. Наконец, он кивнул. Брут стоял на прежнем месте, и его правая рука сжала воздух там, где недавно была рукоять гладия.
– Я благодарю консула Марка Антония за четкое и ясное изложение своей позиции, – начал Кассий. – И я с ним согласен. Порядок прежде всего, он важнее закона, важнее мира. Давайте проголосуем, а потом выйдем к людям и успокоим их. Мы почтим Цезаря в его смерти.
Сенаторы смотрели на Гая Кассия, а Марк Брут энергично кивнул: ему понравилось, как его сообщник взял инициативу на себя. О начале голосования или дебатов должны были объявлять специально предназначенные для этого люди, но, когда они поднялись со своих мест и направились к ростре, Кассий заговорил вновь, игнорируя их присутствие. В это утро он не хотел никаких задержек, не хотел, чтобы выступал кто-то еще до того, как они покончат с самым важным. Брут начал расслабляться.
– Те, кто за полную амнистию Освободителям Рима, встаньте, чтобы вас пересчитали, – призвал Кассий.
Генерал увидел, как толстяк Бибул с блестящим от пота лицом вскочил на ноги с энергией молодого человека. Остальные последовали его примеру мгновением позже. Те, кто уже стоял, как Марк Антоний, подняли правую руку. После короткой паузы Кассий с облегченным видом кивнул. Его тоже постепенно покидало напряжение.
– Кто против? – задал он следующий вопрос.
Сенаторы сели, все разом, как один человек, и никто не поднялся вновь. Брута это даже обидело. Половина этих людей прекрасно знала, что жизнью и богатством они обязаны Юлию Цезарю. Их семьи дружили между собой, они поднимались вместе с ним. Он выбирал их сам, одного за другим – людей, которым доверял, которых хотел видеть рядом с собой. Но они не решились постоять за него, даже в смерти. Брут, конечно же, разочаровался в них, хотя прекрасно все понимал. Они хотели выжить и полностью отдавали себе отчет, куда дует ветер. Тем не менее Цезарь заслуживал лучшего в свой последний день в этом мире.
Брут вновь покачал головой и почувствовал, как потрескивает на руках запекшаяся кровь. Недалеко от здания сената на Форуме был фонтан, и ему захотелось вымыть руки. Пока Кассий поздравлял Сенат с принятым решением, Брут выскользнул в солнечный свет, взял свой меч у солдат, медленно спустился по ступеням и направился к фонтану.
Там уже собралась толпа, мужчины и женщины в ярких одеждах. Брут чувствовал на себе их взгляды, но не поднимал глаз. Он знал, что новость успела распространиться по городу. Его сообщники и не пытались ее скрыть.
Он потер руки, опустив их в ледяную воду, которая поступала по акведуку с далеких гор по сужающимся свинцовым трубам, чтобы выплеснуться, чистой и сладкой, здесь, на Форуме. Кто-то ахнул, увидев красное пятно в воде у рук генерала, но тот ни на кого не обращал внимания.
– Это правда? – внезапно спросила какая-то женщина.
Брут поднял голову, потом потер мокрыми руками щеки, чувствуя жесткую щетину. На женщине была стола из дорогой материи, обнажающая загорелое плечо, волосы ее были элегантно забраны вверх серебряными заколками. Красотка, глаза подведены сурьмой, как у куртизанки. Генерал задался вопросом, как много других римлян по всему городу задают этот же вопрос.
– Что, правда? – переспросил он.
– Что божественный Цезарь мертв и его убили? Ты знаешь? – Темные глаза горожанки блестели от слез, когда она смотрела на человека, смывающего кровь с рук.
Брут вспомнил удар, который он нанес совсем недавно – и в то же время в другой жизни.
– Я ничего не знаю, – ответил он, отворачиваясь.
Его взгляд скользил по Капитолийскому холму, словно он пытался увидеть отсюда просторное здание театра Помпея. Лежало ли тело Цезаря все еще там, на мраморных скамьях? Они не отдали никаких приказов насчет убитого. На мгновение Брут почувствовал, как у него защипало глаза от мысли, что Юлий сейчас находится там, совсем один и всеми забытый. Они долго, очень долго были друзьями.
Часть первая
Глава 1
Гай Октавиан Фурин поморщился, чувствуя, как скалы жгут ноги сквозь тонкие сандалии. Пусть Рим и заявлял, что с ним в Грецию наконец-то пришла цивилизация, до горных деревень она точно не добралась. Вдали от побережья люди относились к незнакомцам с недоверием, а то и просто враждебно. Даже обычная просьба разрешить воспользоваться колодцем встречалась хмурым взглядом и захлопнутой перед носом дверью. А солнце продолжало жарить, сжигая шеи. Октавиан вспомнил, как улыбался, когда местный претор говорил ему, что в Греции есть места, где у молодого римлянина шансов выжить не больше, чем у сборщика налогов. Конечно, претор преувеличивал, но ненамного.
Пришлось остановиться, чтобы вытереть с лица пот. Местность была дикой, каньоны напоминали пропасти. Октавиан глубоко вдохнул, внезапно осознав, что теперь он будет вынужден идти пешком. Местные мальчишки получили бы огромное удовольствие, наблюдая, как три римлянина со стертыми ногами ищут украденных лошадей.
