Глава 12
Марк Антоний пребывал в отвратительном настроении. Легионы маршировали на север, а он набрасывался на любого, кому хватало глупости обратиться к нему. Аппиева дорога, конечно, тянула на чудо: шириной в шесть шагов и с отличным дренажом на протяжении сотен миль. Только по такой гладкой и ровной поверхности легионы могли проходить от двадцати до тридцати миль в день, и легионеры отсчитывали веху за вехой. Но проблема заключалась в другом: консул не собирался вести легионы в Рим. Появление запыленного и вымотавшегося гонца от Сената изменило все его планы.
Антоний всматривался в даль, словно мог увидеть Сенат, дожидающийся его триумфального возвращения. Он их чувствовал, это гнездо пауков, жаждущих оплести его липкой паутиной. Он тряхнул головой, отгоняя видение и все еще не веря в случившееся. Октавиан, должно быть, совершенно рехнулся, если пошел на такую авантюру. О чем думал этот мальчишка? Он же разозлил их до белого каления! Это он понял, читая приказ Сената. Бибул, Гирций и Панса приложили к нему печатки, демонстрируя свою власть над всеми легионами. Марку Антонию приказывалось вернуться со всей возможной скоростью и с одной целью: уничтожить этого выскочку, занявшего Форум.
Идущие впереди разразились радостными криками, и консул, вдавив каблуки в бока своего жеребца, поскакал вперед, чтобы понять, что им так понравилось. Все утро дорога полого поднималась, прорезанная сквозь меловые холмы, на что ушло много лет тяжелого труда. Марк понял, в чем теперь было дело, еще до того, как все увидел, уловив соленый привкус в прохладном ветре. Первые ряды колонны увидели Тирренское море, бескрайнюю темно-синюю равнину по левую руку. Это означало, что до Рима не больше ста миль, то есть уже следовало подумать об отдыхе, чтобы обозы могли догнать колонну.
Радостные возгласы катились вдоль колонны: каждая центурия, увидев море, считала необходимым отметить встречу с ним, полагая, что это принесет удачу. Гордились легионеры и набранной скоростью. Марк Антоний отъехал чуть в сторону, наблюдая, как проходит ряд за рядом, удовлетворенно кивая тем, кто встречался с ним взглядом. Он еще никому не сказал, что они идут домой.
Консул хмурился, оценивая вставшие перед ним проблемы. Два полных легиона нарушили клятву, взбунтовались ради мальчишки, который назвался Цезарем. Если это имя производило такой эффект, то поверить, что Сенат сможет сдержать нового Юлия, было сложно. Интуиция убеждала Антония продолжить движение на север и реализовывать первоначальный план: обрушиться на Децима Юния. Легионы Брундизия однажды уже отказались выполнить приказ. Они едва не растерзали Марка, думая, что он – один из тех, кто поддержал убийство Юлия. И что они сделают, если узнают, что ему приказано атаковать наследника Цезаря? Конечно же, ничего из этого не выйдет! Децим Юний находился далеко на севере, и он, Марк Антоний, располагал необходимыми силами, чтобы смять его. Однако он не решался оставить Октавиана в Риме с двумя присягнувшими ему легионами. Настоящий Цезарь достигал многого с меньшим количеством людей.
Консул посмотрел назад, на марширующих легионеров – его успокаивал вид неумолимо продвигающихся к цели тридцати тысяч солдат. Если они будут помнить о дисциплине, он сможет принудить Октавиана сдаться – Антоний знал это. «И пусть тогда Сенат тревожится о том, что делать с ним дальше», – подумал он. Пока такие, как Бибул, будут спорить о том, как решить судьбу Октавиана, никто не будет обращать внимания на Марка Антония. И он сможет увести легионы на север.
Стены Рима высотой уступали многим из зданий, находившихся за ними. Даже ночью темные силуэты высились над тремя мужчинами, которые стояли на каменной галерее над воротами. В этих шести– и семиэтажных домах жила самая беднота, не имеющая водопровода и знающая, что ей не удастся спастись при пожаре. Для Октавиана свет ламп в их окнах напоминал низко висящие звезды, слишком далекие, чтобы быть частью города.
Агриппа и Меценат привалились к внутренней стене галереи. Последний раз угроза над городом нависла при восстании Спартака, но укрепления поддерживались в идеальном порядке, включая дополнительные лестницы, обеспечивающие доступ на стены, и хранилища необходимых для обороны материалов. В обычные времена городской страже полагалось патрулировать крепостные стены, выгонять из-под них ватаги мальчишек да спугивать влюбленные парочки, а при необходимости заранее предупредить об опасности. Но об этом забыли, как только легионы оккупировали Форум и город замер в ожидании развязки. Так что трое друзей находились одни на дорожке, которая уходила в обе стороны, насколько хватало глаз. Но они все равно говорили шепотом, понимая, что шпионы сенаторов будут счастливы подслушать их планы.
– Мы можем не волноваться о Силве и Паулинии, – заявил Агриппа. – Они на другую сторону не переметнутся, несмотря ни на какие посулы или угрозы Сената. Им это будет стоить слишком дорого, и одни только боги знают, как накажет их Сенат. Казнь всего командования, как минимум. Так что их жизни накрепко связаны с нашими.
Октавиан кивал, глядя на него. Взошла почти полная луна, светили яркие звезды, так что город заливал бледный свет. На стене преемник Цезаря чувствовал себя уязвимым, но признавал, что более уединенного места не найти. Он сбросил с дорожки маленький камешек, наблюдая, как тот исчез в темноте под ними.
– Их верность меня не волнует, в отличие от другого, – сказал он обеспокоенно. – Что мы будем делать, когда консул вернется с шестью легионами?
Виспансий Агриппа отвернулся. Ему не хотелось говорить, что он только об этом и думал все дни, пока шли переговоры с Сенатом. И вроде бы наметился какой-то прогресс, но в этот день прибыл гонец с сообщением, что Марк Антоний возвращается в Рим. За какой-то час Сенат вернул себе пошатнувшуюся уверенность, а в городе новость о подходе легионов вызвала страх. Агриппа тоже скинул вниз камень. На стене они собрались не для того, чтобы обсудить, как закончить переговоры триумфом. Речь шла о предотвращении позора и разгрома.
Меценат откашлялся и привалился к стене, переводя взгляд с одного товарища на другого.
– Да, положение сложное, – не стал он спорить. – Поправьте меня, если я ошибаюсь. Если мы ничего не сделаем, то через несколько дней сюда подойдут легионы Сената. У нас недостаточно людей, чтобы защищать стены, во всяком случае, чтобы защищать их долго. Если мы используем оставшееся время, чтобы казнить Гая Требония, Светония, еще, быть может, Билилия и некоторых других, то лишь сильнее разозлим консула. Ты же не собираешься бросить легионы и убежать из Рима?.. – повернулся он к наследнику Юлия.
– Нет, – пробормотал Октавиан.
Меценат разочарованно выдохнул:
– Тогда, думаю, через несколько дней нас убьют, а наши головы выставят на этой стене для устрашения других. По крайней мере… да, по крайней мере, народу будет гарантировано зрелище.
– Должен же быть выход! – воскликнул Гай Октавиан. – Если бы мне удалось вырвать у этих паршивых сенаторов хотя бы одну уступку, я бы мог увести легионы, и это не выглядело бы полным поражением.
