Морозы сменились оттепелью. Снег размяк и быстро таял. Дороги опять разгрязли. По балкам побежали говорливые ручьи. Черная речка вздулась и вынесла лед в бухту. Горы почернели, солнце сильно пригревало, в долинах зазеленела трава.
В Евпатории с кораблей высадились две турецкие и одна английская дивизии – общей численностью около 20 тысяч человек. Побуждаемый из Петербурга к решительным действиям и опасаясь за свой тыл, Меншиков вздумал атаковать Евпаторию: он боялся, что турки предпримут движение к Перекопу и отрежут единственный путь сообщения Крыма с Россией. Это предприятие Меншикова имело вид перехода к наступлению. Предпринятый 5 февраля 1855 года недостаточными силами штурм Евпатории окончился неудачей. 7 февраля Меншиков послал об этом с курьером донесение в Петербург и в ответ получил письмо от Александра, наследника царя. Александр именем отца (Николай I заболел) отстранил Меншикова от командования Крымской армией и назначил на его место командующего Южной армией Михаила Дмитриевича Горчакова.
Меншиков, не дождавшись Горчакова, уехал в Симферополь, бросив армию и Севастополь.
Еще в декабре 1854 года Николай I издал манифест, обращенный к России, но в нем было косвенное предложение неприятелю мира. Предварительные переговоры о мире начались в Вене, причем один из представителей союзников сказал: «Будем вести переговоры так, как будто Севастополь уже сдался».
Из этих пренебрежительных слов было ясно, что Севастополь – главный узел войны.
Война шла не только в Крыму – она шла и на Кавказе. Союзники послали также в Балтийское море огромный флот из лучших кораблей, среди них находилось много пароходов. Другая английская эскадра появилась летом 1854 года в Белом море и напала на Соловецкий монастырь
[286]
. Не обошлось без нападения на русские поселения даже на Дальнем Востоке.
Все эти мелкие «укусы» на Балтийском море, на Северном Ледовитом океане и в водах Дальнего Востока не могли оказать никакого влияния на ход войны. Севастополь по-прежнему стоял над морем грозным утесом.
Тотлебен и Нахимов хорошо воспользовались временем «междуцарствия» – с отъезда Меншикова в Симферополь до приезда в Севастополь нового главнокомандующего – Горчакова. Неприятель обнаружил намерение перевести всю тяжесть атаки против Корабельной стороны и главным образом против Малахова кургана. Об этом намерении противника можно было догадаться хотя бы по тому, что на правом фланге английских осадных работ появились и французы.
Тотлебен не сомневался в том, что рано или поздно противник осознает ошибочность своего первоначального плана проникнуть в Севастополь между Третьим и Четвертым бастионами. Если бы даже оба эти бастиона пали, неприятель не мог удержаться в городе под обстрелом Малахова кургана: Корниловский бастион господствовал и над городом, и над рейдом, и над дорогой в город, к вершине Южной бухты.
Ключом Севастополя являлся Малахов курган.
Французские генералы еще спорили о новом плане атаки Севастополя с Корабельной стороны, когда Нахимов с Тотлебеном решили перейти к активной обороне на левом фланге. Тотлебен двинулся вперед, упредил французов и занял новыми укреплениями те самые позиции, на которых предполагал расположиться неприятель.
В одну из февральских безлунных ночей за Килен-балкой выросли два новых редута
[287]
, далеко выдвинутых вперед, в сторону неприятеля. Редуты эти получили название Селенгинского и Волынского – по названиям полков, которые их возвели и защищали. Нахимов построил для сообщения с новыми редутами мост через Килен-балку. Французы сделали несколько ответных безуспешных попыток овладеть новыми редутами. Место редутов Тотлебен избрал искусно: они были расположены на гребне высоты, где скрещивались выстрелы Малахова кургана, пароходов из Килен-бухты и батарей Северной стороны.
Затем Тотлебен приступил к укреплению «Кривой пятки» Зеленой горы, куда уже подбирались зигзагами своих траншей французы. 26 февраля огонь всех орудий, которые могли поражать Зеленую гору, был направлен против работ неприятеля на этом участке. Обстрел принудил французов оставить работы, а на рассвете следующего дня они увидели на Зеленой горе высокие валы, выросшие за ночь. Неприятель немедленно открыл по новому укреплению орудийный огонь, но не мог помешать работам. Камчатский полк отразил несколько атак французов. По названию полка укрепление стали называть Камчатский люнет
[288]
.
Однажды утром в первых числах марта 1855 года перед Четвертым бастионом выступила из окопов группа французов с белым флагом и сообщила вышедшим навстречу русским парламентерам, что 18 февраля в Петербурге умер император Николай I. Неприятель торопился сообщить известие о смерти русского царя в расчете, что оно вызовет смятение и упадок духа в рядах защитников Севастополя. Французы плохо разбирались в русских делах и не знали, насколько ненавистно было русскому народу крепостничество и жестокое правление Николая I. Услышав о смерти царя, прозванного в народе Николаем Палкиным, солдаты в Севастополе с именем нового царя, Александра II, связывали надежду на сокращение долгого срока солдатской службы
[289]
.
Доковый овраг
Первого марта 1855 года в Севастополе армия и флот присягнули новому царю. Курьер, прибывший из Петербурга, вместе с известием о воцарении Александра II привез и новые назначения: вице-адмирал Нахимов вступил в должность военного губернатора Севастополя и командира Севастопольского порта. «Старый самодур» адмирал Станюкович назначался членом Адмиралтейств-совета в Петербурге и поспешил покинуть Севастополь. Вся власть над крепостью, флотом и морскими учреждениями Севастополя сосредоточилась в руках одного Нахимова. В этом все видели залог того, что оборона пойдет еще успешнее, чем шла до сих пор.
Война продолжалась, и смерть уносила новые жертвы. 2 марта не стало защитника Малахова кургана адмирала Истомина. Он погиб, возвращаясь на курган с Камчатского люнета. Адмирал шел по гребню траншеи.
– Ваше превосходительство, сойдите в траншею: здесь очень опасно, – сказал Истомину командир люнета Сенявин.
– Э-э, батюшка, я давно числю себя в расходе. Все равно от ядра никуда не спрячешься.
В это мгновение раздался выстрел с английской батареи, и ядро оторвало Истомину голову.
