Круглые сутки непрерывными вереницами к дому Нахимова стекались солдаты, матросы, офицеры, матроски, жители Корабельной слободки, городские дамы и рыбаки-греки с женами и детьми.
На 1 июля назначили похороны. У дома Нахимова выстроились два батальона, пехотный и сводный флотский, и батарея полевых орудий. Гроб из дома до церкви и из церкви до Городской высоты, где для Нахимова приготовили могилу рядом с Истоминым, Корниловым и Лазаревым, несли на руках. Церемония затянулась до вечера из-за того, что тысячи людей хотели в последний раз взглянуть на умершего и проститься с ним. Печально звонили колокола. Похоронное пение надрывало сердца. Пронзительные вопли медных труб покрывали рыдания и причитания женщин.
На небе клубились низкие, мрачные тучи. Ветер дул с моря. Под ружейный салют батальонов и орудийный с корабля «Константин» тело Нахимова опустили в могилу. Неприятель знал о страшном несчастии, постигшем Севастополь. Во время похорон с неприятельских батарей не было сделано ни одного выстрела.
– Хозяин ушел, а без хозяина дом сирота, – сказал кто-то на похоранах адмирала.
Да и один ли раз сказаны были такие слова?! И мысль, которую не все решались высказать вслух, у всех была одна и та же.
Тотлебен, которого незадолго до смерти Нахимова вывезли на Бельбек, не мог быть на похоронах друга. Он написал жене: «Сердце Севастополя перестало биться».
Черная речка
Главнокомандующий Горчаков понимал, что бросить Севастополь, не дав генерального боя, невозможно. Император Александр II в письме к Горчакову признавал необходимым предпринять что-либо решительное, «дабы положить конец сей ужасной бойне, могущей иметь, наконец, пагубное влияние на дух гарнизона».
Главнокомандующий созвал военный совет. Горчаков объяснил, как он сам понимает положение дел, и предложил генералам представить на другой день письменные ответы. Горчаков, стараясь только выиграть время, спрашивал генералов, продолжать ли оборону Севастополя по-прежнему или же немедленно после прибытия уже идущих в Крым подкреплений перейти в решительное наступление. Во втором случае Горчаков хотел знать: какие действия предпринять и в какое время.
Генералы на следующий день представили свои ответы. Большинство высказалось за наступление через Черную речку. Остен-Сакен предложил очистить Севастополь и, собрав всю армию воедино, действовать в поле. Инженер-генерал Бухмейер считал необходимым сочетать наступление на Черной речке с атакой от Корабельной стороны. Генерал Хрулев предложил три различных плана действий и нерешительно высказался за наступление с Корабельной стороны.
Читая и сводя к одному представленные мнения генералов, Горчаков имел уже свое готовое решение. «Я иду против неприятеля, – писал он военному министру еще накануне. – Если бы я этого не сделал, Севастополь все равно пал бы в скором времени». И далее прибавил, что сам считает свое предприятие безнадежным. Отправляя царю депешу, о решении, согласно мнению большинства военного совета, атаковать неприятеля со стороны Черной речки, Горчаков захотел узнать мнение и генерал-адъютанта Тотлебена. Почему он не запросил его мнения раньше, раз для других требовались письменные ответы? Нетрудно понять почему: Горчаков предвидел, что Тотлебен дал бы ответ ясный, неоспоримо обоснованный. И при свидании Тотлебен убедил Горчакова в совершенной бессмысленности атаки неприятельских позиций, неприступных со стороны Черной речки. Тотлебен считал возможной только внезапную атаку с Корабельной стороны, собрав здесь в один кулак все пехотные силы.
Горчаков готов был отказаться от бессмысленного наступления, но, возвратясь в свою квартиру, под влиянием «мертвых душ», окружавших его в штабе, снова склонился к прежнему решению, хотя и был убежден, что победа невозможна.
Наступление решили начать в ночь на 4 августа. С рассвета 4 августа русские войска атаковали неприятельские позиции, переправясь через Черную речку. Солдаты дрались храбро, но все их усилия овладеть высотами Сапун-горы и Федюхиными горами окончились неудачей: не было воли, которая направила бы их разрозненные силы к единой цели. Генералы действовали вразброд.
Кровопролитное сражение кончилось катастрофой. Она приблизила конец Севастополя. Горчаков решил очистить Южную сторону, как только мост через Большую бухту будет готов.
Неприятель продолжал обстрел города навесными выстрелами из тяжелых мортир.
В городе не оставалось безопасного места. Городская сторона опустела. Мало оставалось жителей и на Корабельной стороне, где огонь неприятеля был особенно губителен. Мастерские в доках, подожженные выстрелами, горели. Мокроусенко с женой переехал на Северную сторону, где построил для себя балаган
[346]
в новом городе, возникшем на горе за Северным укреплением.
Анна поселилась с Натальей в построенном Стрёмой «дворце». Веня нес службу сигнальщика на Корниловском бастионе, хотя работа сигнальщика почти потеряла смысл. Вене больше не было нужды прибегать к зрительной трубе: окопы французов находились всего в пятидесяти шагах от Малахова кургана. Снаряды на бастион падали так часто, что угадывать их полет и указывать места падения стало делом невыполнимым. Против Малахова кургана французы сосредоточили огонь более полусотни тяжелых орудий и почти столько же крупных мортир.
24 августа с рассветом поднялась канонада, по силе своей затмившая все, что было раньше. Севастополь накрыло густое облако дыма. Солнце взошло, но его не было видно. На короткое время неприятель прерывал канонаду с коварной целью: в минуты затишья, ожидая, что враг начнет штурм, на бастионы вступали войска, и неприятель начинал их громить.
Канонада продолжалась и ночью, мешая исправлять повреждения. В городе пылали пожары. На рейде горели подожженные корабли. Малахов курган отвечал на огонь неприятеля слабо, сберегая порох и людей на случай штурма. Наутро Малахов курган замолчал совсем. Вал переднего фаса Корниловского бастиона был совершенно срыт снарядами, и ров засыпан. Высохшие фашины и туры загорелись, пожар распространялся, угрожая пороховым погребам. Нечего было и думать о том, чтобы состязаться в канонаде с неприятелем, – все усилия были направлены на то, чтобы погасить пожар и спасти пороховые погреба.
В ночь на 26 августа канонада несколько ослабла. Защитники кургана думали, что неприятель назавтра, в годовщину Бородинского боя
[347]
, готовит общий штурм. Ночь на Малаховом кургане провели за расчисткой амбразур для отражения картечью штурма.
Неприятель не решился на штурм и продолжал весь день артиллерийский обстрел. На Малахов курган упало несколько бочек с порохом, брошенных из близких окопов с помощью фугасов. Одна из бочек взорвалась и сровняла вал с землей на протяжении двадцати шагов. Другая бочка взорвала погребок с бомбами.
