Первое время мысли в голове Бориса проносились отрывистые и неспокойные, словно мозг заново учился соображать после многих суток воспалённого бреда: «“Сейбр”… спрятан в полосе прилива… надо срочно сообщить своим… где мой пистолет?… страшно хочется пить… что с ногами?»
Чьи-то заботливые руки перебинтовали его ступни и чем-то жирным и вонючим натёрли тело. Стоило Борису слегка пошевелить пальцами под повязкой, не гипс, а самодельная шина, наложенная знахарем, и он вскрикнул от острой боли. Однако эта боль окончательно пробудила разум. Мысли, перестав хаотично проскальзывать сквозь сознание, начали цепляться друг за друга, выстраиваясь в логические цепочки. Стало ясно, что ноги серьёзно повреждены при ударе о воду. Скорее всего сломаны. По крайней мере, правая. Просто из-за шока он не почувствовал этого сразу. Данная новость не слишком взволновала Нефёдова. За свою долгую жизнь он привык к травмам. Профессия военного лётчика учит терпеть боль. Труднее приспосабливаться к тому, что с годами периоды зализывания ран становились всё длиннее.
Мужчина сел и деловито принялся осматривать своё тело. Похожим образом, вернувшись из тяжёлого боя, он изучал после посадки свой самолёт, подсчитывая пробоины и прикидывая в уме, сколько времени механикам понадобится на то, чтобы залатать «старушку».
Но тут совершенно дикая ошеломляющая догадка пронзила Бориса раскалённым прутом: «А если это плен?!»
Он ужаснулся, ведь теперь – со сломанной ногой, да ещё и голому убежать будет крайне сложно. «Впрочем, и чёрт бы с ним, что голый. Скверно, что с голыми руками».
Мужчина поискал вокруг себя глазами в поисках подходящего предмета, который мог бы послужить ему костылём и оружием одновременно. Невозможно было даже в мыслях допустить, что его, старого вояку, могут вот так накрыть тёпленьким, подкормить-подлечить, чтобы потом предъявить мировой общественности как какое-нибудь с трудом добытое, редкое насекомое. Тут вопрос в том, что его подлечат и предъявят на всеобщее обозрение. И он окажется предателем. Ибо советская сторона скрывала, что её люди воюют в этом конфликте.
Хибара оказалась настоящей кладовой разного рыболовецкого имущества. Вскоре на глаза Нефёдову попалось то, что он искал. Короткое одноручное весло с Т-образной рукоятью почти идеально подходило на роль костыля. Достаточно было намотать на конец древка тряпку, и можно было сунуть деревяшку себе под мышку, чтобы наваливаться на импровизированный костыль при ходьбе. Тяжёлая же лопасть весла могла сослужить добрую службу и в драке. Борис осторожно перевернулся и вступил коленями на холодный земляной пол. На секунду он как бы увидел себя со стороны, крадущимся на четвереньках в своём естественном природном обличье, словно пёс к чужой миске. Наверное, он напоминал дикого предка людей, когда он только спустился с дерева. От дикой обезьяны его отличали разве что несколько пороховых татуировок. Хорошо ещё, что его сейчас не видит никто из знакомых…
Здесь же в сарае нашлась старая рыбацкая роба и прорезиненные матросские штаны. А вот от роскошных палубных сапог пришлось отказаться. Бинтами к ступням были примотаны деревянные дощечки, которые неизвестный местный лекарь использовал в качестве шин для сращивания сломанных костей. С ними ноги не могли пролезть ни в одну обувь.
И вот настал момент истины. Борис попытался лихим рывком подняться, держась за стену. Но случайно наступив на правую ступню, застонал от боли и повалился на пол. Перед глазами поплыло алое зарево. Казалось, правую ногу сунули в кипящую смолу. Переждав, когда боль немного стихнет, Борис сел и с тоской огляделся. Появилось противное ощущение, что сам себе стал обузой. «Как беспомощный инвалид-“самовар”, который без посторонней помощи даже по нужде сходить не может. Остаётся только ждать, когда тебя подхватят под ручки и перенесут туда, куда кому-то будет угодно».
Нет, такие мысли надо сразу гнать прочь, не давая им парализовать волю чувством безнадёжной апатии и сопливой жалости к самому себе. Переборов раздражение, Борис предпринял новую попытку. На этот раз он действовал без спешки, очень осторожно и осмысленно. Благодаря такому подходу сделал важное открытие: левая нога не так сильно покалечена, как правая. А значит, надо при ходьбе переносить большую часть веса тела на неё. Теперь движения Борис делал только после того, как предварительно тщательно просчитывал каждое мускульное усилие. И всё-таки каждый шаг обжигал, словно пламенем. Наверное, часа два он вышагивал по крохотному пятачку, учась орудовать костылём и своими покалеченными конечностями. Этот пробный побег его страшно вымотал. Стало понятно, что без длительного отдыха не обойтись и придётся отложить свой уход.
Едва Борис припрятал до следующего раза приготовленную амуницию, как где-то за стеной послышался чей-то отрывистый кашель и шорох шагов. Почему-то они доносились откуда-то сверху. Неожиданно в нескольких метрах над землёй возникла дыра, из которой повеяло свежестью холодного утра. Снаружи гудел ветер, сливаясь с грохотом близкого прибоя. Борис успел заметить, что от входа в глубь землянки ведут земляные ступени. Вошедший с улицы человек затворил за собой дверь и снова несколько раз кашлянул.
Явившийся старик принёс стакан молока и миску жареной рыбы с приправой из тушёных овощей. Поставив еду на пол рядом с ложем Нефёдова, старик первым делом осмотрел его ноги. Тут выяснилось, что он ни слова не понимает по-английски. Местный же язык Борису почти не был знаком. Тогда Нефёдов жестами попросил корейца принести ему перо и бумагу. Тот кивнул и удалился. Вскоре он вернулся с необходимыми гостю предметами. На этот раз вместе с ним пришла совсем юная девушка лет семнадцати. В руках она держала небольшой медный таз. Замедлив шаги, она в нерешительности остановилась у ложа мужчины. Поставила таз на пол. Словно пытаясь отсрочить неизбежное, озабоченно метнулась к печи, забросила несколько поленьев и тут же взялась за метлу. В разгорающемся свете пламени, пляшущем в открытой печной заслонки Борис смог хорошенько её разглядеть: миниатюрная, с детским ротиком и наивными глазами… Нежный тропический цветок, обречённый стремительно отцвести в этой глуши, не вызвав ничьего заслуженного восхищения.
Старик что-то приказал своей спутнице глуховатым надтреснутым голосом. Теперь её лицо выражало смятение и ужас. Застенчиво опустив глаза, девушка что-то тихо проговорила просительно. Но старик был неумолим. Он сердито взглянул на девушку, и она подчинилась. Обречённо присела рядом с Нефёдовым, принялась макать тряпку в тёплую воду и протирать его тело. И хотя всё выглядело вполне невинно, ничего более эротичного Нефёдову до этого ещё никогда не приходилось испытывать. Вскоре Борис заметил, что девушка исподволь поглядывает на него. То ли с испугом, то ли с любопытством. На щеках её загорелся румянец.
Покровы тёмной мешковатой одежды скрывали очертания юной девичьей фигуры. Но это ещё больше волновало. Распалённая фантазия без труда дорисовывала невидимое. Между тем нежная ручка быстро дошла до интимных мужских мест.
Борис растерялся. И это при его-то жизненном опыте…
– Спасибо, я сам! – Он смущённо и благодарно остановил явно осмелевшие нежные пальчики. При этом Нефёдов уже почувствовал призывное движение внизу своего живота.
