Один — с добрым фунтом пшёнки, которую по дороге до зёрнышка доели вечно голодные пацаны.
В термосы аккуратно, с гнёздышком посредине, уложили толовые шашки. В «гнёздышки» — вставили по ручной гранате с привязанными к кольцам отрезками парашютных строп.
В алюминиевых крышках термосов пробили отверстия, пропустили в них стропы; затем Степнов завернул крышки и забил в отверстия по сальнику: клочку пакли, щедро вывалянной в тавоте.
— На полчаса хватит, — пообещал он Сергею. — А стропы не заклинит.
— Больше и не понадобится, — кивнул Хачариди.
Термосы прикрепили (Коля-морячок сказал: «принайтовали») под самым нижним слоем полешек; Сергей оставил на себе только гимнастёрку и галифе, взял в зубы камышинку, в руку — обе стропы и первым вошёл в стылую воду.
Ахая и поскуливая от холода — по четыре человека на каждый плотик, — занесли их на быстрину. Какое-то время плотики удерживали — пока Сергей не пристроился под передним и не погрузился весь в воду. А потом отпустили, но постояли ещё в воде по пояс, провожая взглядом две кучки хвороста, которые, подхваченные течением, уходили к излучине. А за этой излучиной находился «почти прямой» отрезок русла, который просматривался от моста с обеих берегов.
Затем только выбрались, стуча зубами от холода, на берег, и дед Михей прошептал:
— Царствие Небесное! — и широко перекрестился.
…И тут с северо-востока, с невидимой ещё из-за кустов и мелколесья дороги из Белокаменска, донесся тяжёлый гул моторов и характерное шлепанье и позвякивание гусениц. Как минимум один танк и бронетранспортер неумолимо приближались и, судя по скорости, могли проскочить мост прежде, чем туда донесёт течением плотики. Тогда надежда, и так не слишком яркая, могла попросту погаснуть. Танк и «броник» не просто задержат до темноты партизан, вооружённых только стрелковым оружием, и заставят оставшихся в живых уходить по едва проходимым горным тропам. Главное, что путь на запасную базу, в обширный и труднодоступный район, будет «засвечен». Каратели — а среди них наверняка будут не только «самооборонцы», которые знают местность и не знают жалости, но и неотвязные альпийские стрелки, — не дадут оторваться ни на шаг. Кто-то из партизан, конечно, уйдёт, прорвётся к Южному соединению, но их будет немного, и отряд как таковой погибнет. А ещё раньше погибнут все, кто укрылся в ловушке каменного провала.
Гул приблизился и замер — колонна остановилась перед мостом. Тут же донеслись три винтовочных выстрела, а затем хлопнул гранатный разрыв. И почти сразу же заревели моторы.
Все замерли, как оцепенели; и вдруг Володя крикнул срывающимся голосом:
— Да не пустим их, гадов! — и, подхватив наперевес хачаридиевскую «шкоду», побежал навстречу шуму, к невидимому ещё мосту.
И без команды, нарушая только что принятый план — атаковать только после взрыва, — два десятка партизан бросились вперед.
Первым на их пути был пост полицаев — хибарка, навес и небольшая вышка. Партизан здесь явно не ждали, а первые же выстрелы и очереди из автоматов оказались убийственными. С вышки не раздалось ни выстрела — обоих полицаев срезал Саша одной очередью, замертво свалились и оба «курильщика» под навесом, и только из домика кто-то попытался отстреливаться, да лохматая караульная овчарка металась какое-то время, то зло скалясь на стремительно набегающих партизан, то оборачиваясь к убитому хозяину.
Она ещё была жива, визжала и скулила, и пыталась дотянуться зубами до простреленного бока, когда ахнул сдвоенный взрыв и над деревьями взметнулся столб дыма и какие-то ошмётки. И через мгновение, захлёбываясь в стремительном лае, загремела «пила Гитлера».
— А ну, давай туда! — крикнул Коля-морячок и первым бросился к мосту.
Володя, с тяжёлой для него и неудобной «шкодой», сначала чуточку отстал, а затем, повинуясь какой-то неясной догадке, свернул налево, продрался через кусты и выбрался к самому берегу примерно в тридцати метрах от моста.
«Бык» — средняя опора — был срезан двойным взрывом. Железобетонное полотно хотя не развалилось, но выгнулось и наискосок свалилось в речку.
И у нижней части этого «наискосок», там, где клокотали и напирали короткие студёные волночки, в самой что ни есть беспомощной позе, гусеницами и колёсами кверху, друг на дружке лежали большой угловатый бронетранспортер и танкетка Т-1.
Ещё один бронетранспортер каким-то чудом не упал, удержался задними колёсами, зато щелястое его рыло висело в трёх метрах над водой; несколько немцев уже сумели выбраться из нелепо висящей машины на левый берег, двое ещё выбирались.
Вот по ним и резанул Володя из «шкоды», и метко: оба свалились куда-то в передок бронетранспортёра.
И тут же справа донеслось «ура» и, перекрывая грозный лай МГ-42, застрочили автоматы и захлопали винтовки.
Предмостное укрепление на правом берегу, которое сейчас штурмовали партизаны, с того места, где оказались «кубанцы», не было видно. А вот левый берег просматривался прекрасно: и оба пулемётных гнезда, обложенных мешками с песком, и окопчики, куда попрыгали уцелевшие фрицы. Пацанов немцы, похоже, не успели разглядеть или не сразу оценили угрозу.
Такие вещи в бою даром не проходят. Фланкирующий пулемёт и три автомата с расстояния чуть больше трёх десятков метров — это вещь смертельная, даже если стрелки не самые лучшие. Ближний к «кубанцам» фашистский пулемёт замолчал, его ребристый ствол задрался в небо; и как минимум трое фрицев дёрнулись и провалились на дно окопов, а ещё трое перестали стрелять и спрятались.
А вот до дальнего пулемёта на левом берегу достать вроде не получалось.
Володя, быстро — почти по-хачаридиевски — сменив магазин и передёрнув затвор, сошёл в воду и, удерживая равновесие, высунулся из-за берегового выступа.
Тут же по воде резанули фонтанчики густой автоматной очереди.
Володя отпрянул, но через миг опять чуть высунулся и почти вслепую разрядил полмагазина.
Отпрянул, вновь высунулся и тут же спрятался; немецкий автомат конечно же пролаял, но коротко, всего три выстрела.
Вот тут-то Володя высунулся ещё раз и уже прицельно ударил по ближнему окопу правого берега, где фриц как раз перезаряжал свой «рейнметалл».
— Выше бери, мать твою! — вдруг совсем рядом раздался крик.
На мгновение для Володи и для всех «кубанцев» перестал существовать грохот ожесточённого боя и понимание смертельной опасности.
— Христаради! — завопили они в четыре глотки.
Это и в самом деле был Сергей.
Синий, как покойник, со струйкой крови, выбивающейся из уха, цепляясь ободранными руками за ветки и камни, по самой кромке, по пояс в быстрой воде он пробирался к ним.
Добрался до выступа и, пытаясь обогнуть его, едва не упал. Но не упал — подхватили, вытащили на берег.
