Дальше пробирались пешком, майор их держался неплохо, хоть и всё темнел лицом, а скоро на выручку подоспели наши…
— Ну, что ж… — Фёдор Фёдорович поскреб пальцами в куцей каштановой бородке, внимательно разглядывая карту из планшета майора Боске. — Раз уж вас интересует перегон между Джанкоем и Владиславовкой… — Беседин ткнул в карту тупым концом карандаша. — Пожалуй, есть у меня один кадр, который мог бы решить, если не всё, то многое…
Беседин откинулся от стола и поднялся с лавки. Подошёл к чугунной буржуйке, которая с невероятным упорством следовала за ним с самого 41-го года, даже когда очередная передислокация партизанского отряда откровенно походила на бегство и теперь с жаром «оправдывала доверие», а также отнюдь не лишнее место, которое она занимала в штабной телеге или, как во время последнего отступления, в волокуше.
Погрел руки над малиновым пятном раскалённого чугуна и наконец продолжил:
— Но для этого я сначала должен связаться со штабом бригады.
— Это долго? — спросил Мигель.
— Может, и долго, майор, но обязательно… — Беседин потёр горячие ладони. — Видите ли, речь идет о глубоко законспирированном подполье как раз на этом участке железной дороги, но я, в общем-то, даже имею к ним сравнительно свободный доступ… Одним словом, знаю я человечка, с этим подпольем связанного, но… — Фёдор Фёдорович пожал плечами. — Без санкции командования я не имею права. Очень уж ценные это люди, майор, хоть сами они составы под откос, конечно, и не пускают, а только статистику грузоперевозок ведут, но…
— О, я понимаю… Теодор… Фьодор Фьодорович… — поморщился Боске, лелея за пазухой козьего тулупчика простреленную руку. — Статистика, это, конечно, очень серьёзно. Но ведь нас как раз для того и прислали, Фьодор Фьодорович. Подвести кое-какой дебет под эту бухгалтерию. Довести работу ваших товарищей, так сказать, до логического завершения…
Беседин внимательно посмотрел на испанца через плечо, снова пощипал бородку и, проворчав под нос невнятно:
— В конце концов партизаны мы или козе барабан… — махнул рукой. — И то правда, кой чёрт смысла в разведке, если потом не воевать. Сведу я вас…
Командир отряда вернулся к столу и кликнул:
— Вестовой!
Ничего не случилось.
— Вестовой! — рявкнул командир так, что смигнул огонёк в керосиновой лампе, бросающей красноватые блики посреди карты.
Фёдор Фёдорович смущенно кашлянул в кулак и позвал негромко:
— Иннокентий, твою в Гитлера!..
— Я, дядь Фёдор! — Из-за брезентового полога объявился «Иннокентий» лет тринадцати, с физиономией, изрядно перепачканной золой.
— Ты что, тетеря, не слышишь, тебя командир зовёт?.. — проворчал Беседин.
— Меня?! — изумился мальчишка, ткнув себя в грудь надгрызенной печёной картофелиной.
— А то кого?
— Вестового какого-то, я его не знаю…
Переглянувшись с майором, который также не сдержал улыбки на смуглом лице, Беседин покачал головой.
— Ну и видишь ты тут его?
— Кого?.. — шмыгнул носом пацан, начиная теряться.
— Вестового…
— Не-а… — затравленно оглянувшись кругом, констатировал Кешка.
— Значит, не дозвался… — вздохнул Беседин. — Ну, тогда кликни мне комиссара, где он там…
Яблоневый сад хозяйства им. Калинина находился достаточно далеко за Шкуровской, километрах в трёх, и в этом году никем толком не убирался. Когда-никогда случалось нашествие жителей соседних сёл, но и те после поголовного отселения особо не рвались приближаться к железнодорожному узлу: себе дороже — посты полицаев на каждом шагу, патрули полевой жандармерии то и дело стрекочут тяжёлыми БМВ и «Цюндапами» по просёлкам…
Звучно, по-лошадиному, хрупнув увядшим с одного бока, но всё ещё солнечно-жёлтым яблоком, Давид Далиев оторвался от щели в дощатой, неконопаченой стене весовой, с сожалением посмотрел на огрызок.
— Пойду, пройдусь так, на всякий пожарный…
— Когда ты их уже нажрёшься? — бросил через плечо Малахов. — Как порося, ей-богу.
— Э-э, слушай… — начал было полемику Давид, но Сергей Хачариди, старший группы, посмотрел на обоих друзей-врагов выразительно-хмуро.
Пожав плечами, осетин вышел на грузовую эстакаду весовой и исчез в полудённом сумраке дождевой мороси, — то дымчато-серой, то пронизанной золотистыми струнами холодного солнца. Раскидистые деревья в этой кисее казались рукастыми призраками…
— Тут, на перегоне, поворот идёт… — продолжил «Черепанов», тыча узловатым пальцем в сложенную карту. — Он не такой крутой, но насыпь тут высокая, потому как над заболоченной поймой. Тут машинисты и без всякого семафора притормаживают. Был случай в 38-м… — пояснил он Мигелю. — Машиниста, молодого парнишку, стахановца, матерь его, тогда чуть НКВД не забрала как вредителя… за рекорд скорости, а оказалось — насыпь просела.
Майор Боске не слишком ясно понял, сошел-таки паровоз с рельс или нет, но понимающе кивнул.
— Теоретически, здесь можно произвести эффективное минирование, но… — подпольщик с сомнением покачал головой. — Подойти к насыпи, не вызвав подозрения охраны поезда, может разве что коза или корова какая. И то сама, без пастуха. Был случай, с платформы охранения столетнего деда-пастуха с пулемета жахнули… Так-то вот… — «Черепанов» развёл руками. — А на саму станцию, товарищи, — не в первый раз уже завёл он по новой, будто порядком заезженную пластинку, — вам не пробраться, тут и тыкаться нечего, тут после прошлых диверсий вашего брата кругом ждут.
Майор снова рассеянно кивнул, барабаня пальцами по покосившемуся дощатому столу и думая о чём-то своём.
— Значит, только с одной стороны нас и не ждут, отец? — спросил вдруг Сергей Хачариди, все это время, казалось, занятый только безопасностью встречи диверсантов с подпольщиком — то в оконный проём с битым стеклом выглянет, то на грузовую эстакаду выйдет, пройдётся до угла.
Вроде бы и не прислушивался даже к беседе, так что «Черепанов», впервые услышав голос смуглого парня, не расстающегося с пулемётом на плече, недоуменно уставился на него поверх очков в круглой оправке.
— Это ж с какой такой стороны… сынок? — спросил он, скептически хмыкнув.
Было «Черепанову» — в миру Александру Ерофеичу Чирьину, старшему машинисту маневренной бригады ж/д узла «Шкуровская» — всего-то лет пятьдесят. Но, пропечённое огнём паровозной топки, изрезанное встречными ветрами, лицо его казалось куда старше своего эксплуатационного срока. Седые косматые брови над круглой оправкой очков и пергаментная лысина над резкими складками лба только усугубляли это впечатление.
Впрочем, поскольку Хачариди не было и тридцати, то в сыновья «Черепанову» он и впрямь вполне годился.
