Хачариди, стоявший под окном, развел руками и состроил Володьке гримасу: «Ой, не хотел!».
Стёкла с грохотом и звоном вылетели на булыжную мостовую.
Сергей чуть присел, опираясь спиной в стену, и приготовил пулёмет как подножку. Она спружинила под ногой Шурале, подкидывая его вверх, когда он с победоносной руганью золотоордынских предков влетел в опустошённый проем окна, курившийся пылью и дымом. Сразу же, раз и другой, звякнул его карабин…
После короткой перестрелки немцы, кто живой оставался, вышли из дома с поднятыми вверх руками. Выходя, они твердили испуганной скороговоркой традиционную с 43-го формулу капитуляции: «Сталин гут! Гитлер капут!»
Давно ведь поняли? И на что было надеяться…
Похожая сцена случилась и в другом, еще более просторном доме. Оказывается, дюжина немцев, попавшихся на любительское лицедейство Сабаева, была охраной штаба какой-то саперной службы…
Штаб сам по себе был небольшой. Часовой на каменном крыльце дома был, видимо, уже внутренне подготовлен к мысли о повторении 18-го года. Внушительного кулака не самого высокого, но жилистого Шурале Сабаева было вполне достаточно, чтобы приготовить его к капитуляции. Причем, Шурале даже не пришлось стучать своим кулачищем по горшку каски, обтянутой серой тканью, — только сунуть под нос для подробного изучения.
Тем временем лично командир отряда в сопровождении Хачариди и Володьки протопали гулким, полутемным коридором и, открыв дверь в штабное помещение, направили стволы на двух штаб-офицеров, сидевших за столом, телефониста и то ли денщика, то ли адъютанта, который, единственный, схватился было за автомат, висевший на спинке стула.
Но Беседин посмотрел на него строго и сказал, словно шкодливому пацаненку:
— Руки вверх! — причём по-русски.
И все, как один, штабные встали с поднятыми руками.
— Оружие собрать, пленных в обоз, — распорядился Фёдор Фёдорович и, подойдя к столу, с любопытством, но и досадой одновременно, стал рассматривать карту Симферополя, исчерченную разноцветными карандашами, и перебирать гербовые бумаги.
— Кликни Яшку, где он там… — бросил Беседин через плечо Володе и пробормотал сам себе задумчиво. — Надо срочно найти наших армейцев…
Яшка мало чего понял в бумагах.
— По-моему, тут речь идёт о том, что мы и так знаем…
— То есть? — нахмурился Фёдор Федорович.
— Это какая-то саперная служба, тут написано: всё — Zu demolieren, zu zerstoren… громить, уничтожать, разрушать.
Приложение 3 к приказу 17-й армии, оперотдел № 18/44 от 14.03.44 г.
Всё, что нельзя будет использовать в боевых действиях и снабжении во время отхода к крепости Севастополь, а также его обороны или при эвакуации по морю и воздуху и нельзя будет вывезти, уничтожить..
— М-да… — протянул Фёдор Фёдорович.
Действительно, приказ командования 17-й армии относительно операции «Тигр», план эвакуации с Крымского полуострова в союзную Румынию, исполнялся подчинёнными с немецкой педантичностью: взрывались мосты, падали телеграфные столбы, взрывами закручивались в винт железнодорожные рельсы, уводились на строительство оборонных сооружений по Севастопольской дороге колонны пойманных в облавы гражданских, угонялись гурты скота…
Обезоруженных штабных, солдат и унтер-офицеров, выгнали на улицу, в хвост партизанской колонны под охрану колченогого дяди Мартына с его любимым обрезом. С виду таким нестрашным, по сравнению, скажем, с автоматом или пулемётом. Но немцы словно почувствовали, какую роль обычно исполняет дядя Мартын в так называемой «трофейной команде»… Сразу ещё более притихли, присмирели под миролюбивым его взглядом из-под косматых бровей…
А вскоре удалось их сплавить в общую колонну военнопленных, позднее размещённую в пустом помещении на улице Воровского, рядом с заводом имени Кирова.
По просьбе румынских солдат, немцев поместили отдельно в другое помещение, которое находилось через стенку, — во избежание драк между ними. Между «союзниками» это случалось в последнее время довольно часто. Похоже, румыны были всерьёз недовольны тем, что немцы втянули их в эту бессмысленную войну…
Партизаны всё чаще встречали регулярные войска, проходящие к алуштинской дороге. Шли колонны измученных боями, но взбодрённых успехом наступления пехотинцев, куда бодрее рокотали моторами и лязгали гусеницами танки, усаженные десантом, гремели артиллерийские орудия вслед за ЗИСами и тягачами.
Каждого советского воина партизаны встречали с радостью, как живой символ победы и ещё больших побед в дальнейшем. Но, кроме того, Фёдор Фёдорович высматривал какую-нибудь штабную машину, памятуя о документах из немецкого штаба в своём командирском планшете… И вот, наконец, негустую партизанскую колонну стал властно рассекать зелёный «виллис» с лейтенантом на переднем сиденье, рядом с сержантом водителем, и парой автоматчиков на заднем. Сразу за ними следовал чёрный «мерседес-бенц».
«Они!» — мгновенно подумалось Беседину, когда он обернулся назад, чтобы выяснить причину переполоха в колонне. Переполоха особого характера, без шума и ругани.
Обогнув «виллис», где с каменными лицами сидели особисты с малиновыми погонами, Беседин пригнулся, заглядывая в оконце «мерседес-бенца», сразу на заднее сиденье. Оттуда на него с недоумением воззрилась бледная физиономия с опущенными усами.
Без слов Фёдор Фёдорович помахал перед ней планшетом.
Майор с заднего сиденья, мгновение подумав, похлопал по плечу адъютанта…
— Вот, товарищ майор, добыли буквально пару часов назад в штабе какой-то инженерной немецкой части, — представившись, доложил Беседин.
— Майор «Смерша» Годин, — ответил майор. — Ну и чего вы это свое добро в штаб бригады не передадите, а тычете, кому ни попадя… — подумав, он поправился: — Не по субординации…
— Честно говоря, товарищ майор, представления не имею, где его сейчас искать. В городе во время боёв, хуже чем в лесу. А мой паренёк перевел, что это приказ по 17-й армии…
— Ваш паренёк? — хмыкнул майор. — Партизан-переводчик? Этот, что ли?
Он исподлобья глянул на Яшку, с прусской выправкой вытянувшегося во фрунт подле командира.
— Так точно!
— Фамилия? — вроде бы не отрываясь от просмотра бумаг, буркнул Годин.
— Рядовой шестого партизанского отряда Яков Цапфер!
— Немец, что ли? — поднял подозрительный взгляд майор.
— Еврей… — раньше Цапфера, и как бы машинально, вставил Фёдор Фёдорович.
— Хай будет еврей… — снова потускнел Годин. — Ладно. Правильно поступили, товарищ… — он глянул на плечи деревенского кожушка Беседина в привычном поиске погон. — Товарищ командир. Мы как раз в штаб 383-й направляемся. Оттуда свяжемся… Благодарю за службу!
