– В бою. Накрыло взрывом. Есть свидетельства очевидцев. Но тело обнаружено не было. Признан умершим по истечении установленного законом срока. Фотографию Фомина мы получили буквально двадцать минут назад. Она относится к 1983 году. На первый взгляд обнаружить сходство с Хашеми трудно. Но ведь прошло более двадцати лет, тут и без пластической операции сходство сразу не найдешь. Надеемся на экспертизу по совпадению основных пропорций лица. Заключение надеемся получить уже через...
– Что там? – Буданов прервал докладчика и посмотрел на появившегося в дверях офицера.
Тот прошел прямо к столу и молча положил перед генералом лист бумаги с коротким текстом.
– Ну вот, дождались! – Буданов положил на бумагу два сжатых до скрипа кулака. – Он играет с нами, как кот с мышатами. Только что «Голос Москвы» передал, что ими получено SMS-сообщение о месте нахождения второй бомбы. Знаете, куда выехала группа по ее обезвреживанию? – Буданов тяжелым взглядом оглядел участников совещания. – В магазин «Детский мир»! Это триста метров вот от этого стола!!! – Слова «Вот! Этого! Стола!» Кротов отбил тремя сильными ударами об стол. – Думаю, через пару дней звездочки с ваших погон, господа чекисты, начнут облетать гроздьями! И с моих тоже!!!
– Как работает!!! – вдруг, после паузы, почти с восхищением проговорил начальник управления, и все без уточнения поняли, о ком идет речь. – Он ведь дал нам знать, что принял телевизионную информацию и отменил решение о взрыве. В противном случае лежала бы бомба, пока случайно не нашлась. А мы бы гадали: то ли правда она где-то есть, то ли блефует наш клиент!
– Не блефует он! – Буданов опять помрачнел. – Заминировал заранее полгорода и держит нас за яйца! – Он всем телом повернулся к своему соседу: – Значит, так, Гирин! Срочно экспертное заключение: этот Фомин и Хашеми – есть ли связь?! Срочно – телефон, с которого послана информация на «Голос Москвы»! Срочно – все данные на Игнатова после службы в КГБ! Срочно – круг его общения: родственники, собутыльники, сослуживцы, бабы! Срочно ищите людей, которым он мог давать поручения на закладку взрывных устройств! Все срочно!!! До конца дня!!! Свободны!!!
Последний приказ Буданов буквально прорычал.
Когда все участники совещания встали из-за стола, он уже спокойно произнес:
– Беркас Сергеевич! Задержитесь, пожалуйста.
Беркас Каленин, дед Георгий и беркут Каспия
Беркас Каленин всю сознательную жизнь провел в борьбе за место под солнцем. Поначалу, в юношеском возрасте, он самоутверждался в борьбе за уважение к собственному имени.
Беркасом его нарекли отнюдь не родители, а дед Георгий, имевший магическую власть над всей родней, в особенности над матерью Беркаса – Революной Георгиевной.
Лингвистический конфуз с ее именем состоял не только в том, что она была столь странно наречена в то время, когда мода на подобные изыски уже давно миновала. Но и в звучании самого имени. Были Люции, были Ревы, и даже во весь размах – Революции. А вот Революна была, похоже, одна на всю шестую часть суши, чем Георгий Иванович всегда гордился. При этом он требовал от супруги Нюры, которая, несмотря на заметное преимущество в росте и весе, панически боялась взбалмошного мужа, чтобы та всем рассказывала, будто дочь была названа Революной по личной просьбе товарища Буденного, что было чистейшим враньем.
Другой казус этого семейства состоял в том, что отец Беркаса – Сергей Сергеевич – носил прозаическую фамилию Иванов. Вступая в брак с гражданкой Калениной, скромный учитель немецкого языка, прошедший штабным переводчиком всю Отечественную, безропотно согласился взять фамилию жены, на чем решительно настаивал тесть.
Что тут решило дело – сказать трудно. Может, природная тихость Сергея Сергеевича, а может, фронтовая привычка безропотно воспринимать любые решения старшего по званию: дед Георгий закончил войну гвардии майором и имел кучу боевых наград, в то время как Сергей ушел на нее младшим лейтенантом и им же вернулся, ничуть не горюя о том, что имеет всего две медали: «За взятие Берлина» и «За победу над Германией».
Ну и, наконец, была еще одна семейная история про то, как дед Георгий, носивший при рождении фамилию Каледин, стал Калениным.
Его предки, по семейному преданию, были понтийскими греками – выходцами из Крыма. Сам же Георгий родился в Астрахани в семье рыбака, ходившего с рыбацкой артелью в низовья Волги и на Каспий. Ровесник века, Георгий узнал про Октябрьскую революцию с большим опозданием. Они как раз ватажили с отцом на Каспии. Как сказали бы сегодня, закрывали сезон. Жили в ватаге на берегу и, естественно, не знали, что творится в стране.
Однако сама революция, естественно, обойти юношу стороной не могла. Георгия поставили под ружье красные.
Воевал он в рядах Первой конной, и воевал лихо. Идейную страсть заменяли ему азарт, невероятная отвага и желание выжить во что бы то ни стало. Было еще и фантастическое везение. Смерть гонялась за ним по пятам все три года гражданской войны. Она пометила его сабельным и пулевым ранениями. Но всякий раз Георгий оставлял ее с носом.
Осенью 1918 года, после злодейского покушения на Ленина, Георгий Каледин подал заявление в большевистскую партию. Тогда же он поменял одну букву в своей фамилии. Посоветовал комиссар – очкастый еврей, – объяснивший молодому бойцу, что Каледин – это белогвардейская казачья контра, застрелившаяся от страха перед неминуемым большевистским возмездием.
Он же усмотрел хороший знак в замене одной буквы в фамилии.
– Звучит почти как Ленин! Каленин – как Ленин! Здорово! По-революционному! Носи на здоровье!
Эта новая буква впоследствии сыграла с Георгием злую шутку. В тридцать седьмом году дотошный следователь выяснил, что Георгий изменил фамилию. Он объявил это намерением скрыть родство с белогвардейским казачьим атаманом, издевательством над фамилиями вождя революции и «всенародного старосты» Михаила Ивановича Калинина.
Кроме того, в следственном деле подробно описывалось, как Георгий хвастал по пьянке, что лично был знаком с товарищем Фрунзе, которого, по его мнению, погубили троцкисты. Личное знакомство на поверку оказалось фантазией чистой воды, а вот намеки на насильственную смерть наркома вызвали у следствия серьезные вопросы.
Упоминалось также, что Каленин публично издевался над известным пролетарским поэтом, про которого говорил: «Демьян Бедный – поэт бледный!» А еще любил поносить московское руководство, принимавшее абсурдные, на его взгляд, решения по освоению Каспия.
Одним словом, когда следствие закончилось, выкатили Георгию девять расстрельных статей, среди которых на почетном первом месте значились скрываемая родственная связь с атаманом Калединым, идейное перерождение и сотрудничество с иностранными разведками. Однако и тогда Георгию повезло: наркома Ежова поменяли на Берию.
Свое пребывание в застенках НКВД Георгий вспоминал неохотно. Правда, когда началась кампания по разоблачению культа личности Сталина и появились многочисленные свидетельства репрессированных, рассказывавшие про ужасы сталинских застенков, Георгий вдруг объявил родне, что написал в газету «Правда» письмо протеста.
