– А если провалюсь... – Игнатов хитро улыбнулся, – тогда ты меня спасешь!
– Это как?
– Спасешь перед судом истории. Или как там его – Божьим судом... Шум-то при любом развитии событий будет немалый. Если меня закроют, тогда ты выложишь все документы. Ведь вся эта история с твоим освобождением уже тряхнула до основания страну. Ты уже не просто носитель информации. Ты тот, кому не могут не поверить...
– Ты полагаешь, что у меня станет такой шанс!
– Сделаем мы тебе этот шанс, не сомневайся, Сашок!
– Папа Дима, зачем это тебе?
– Что?
– Ну, все это? Прямой эфир... Шарпей этот... Зачем ты вообще во все это влез?
– Ну, для начала, я в это влез, чтобы вытащить тебя из тюрьмы, где ты сгнил бы до основания за пару лет. А потом... знаешь, сынок, есть такое чувство: любовь к родине. Знаю: сегодня это смешным кажется. Высокий штиль, не соответствующий общепринятому цинизму. Но я действительно люблю свою страну. И не позволю, чтобы ее поганили такие, как Шарпей. – Заметив скептическую усмешку сына, Игнатов с вызовом продолжил: – Да, Саша! Мне стыдно, что моей страной рулит человек, который предавал ее в Афгане. Предавал меня, тебя, рябят наших, которые там полегли! За поганые бабки предавал! Будаговский – это же подельник Шарпея! Убить его – это очень мало! А тем более – убить по заказу американцев. Они свою игру играют. А я в пику им сыграю свою! Страна этого мордатого выбрала в Президенты! Страна сама его и накажет.
– Папа Дима! Я столько лет живу без родины, что этих твоих эмоций не понимаю.
– Вот именно, сынок, не понимаешь. А я по-другому жить не могу. Пока не задавлю эту тварь... веришь? дышать не могу... задыхаюсь!
– И как ты все это себе представляешь?
– А так: будут две операции. Одна – отвлекающая, подготовка к покушению на Шарпея в ходе одного из публичных мероприятий в Москве. Один такой выход Президента в народ вскоре планируется. Эту операцию мы будем готовить так звонко, что по нашему следу пойдут все. Я об этом позабочусь. Есть у меня один канал. Ты уже с ним познакомился.
– Понял. Тот парень со странным именем, который летел с нами в вертолете?
– Он самый.
– А в действительности...
– А в действительности будет проникновение на объект под названием «Ново-Огарево», так как именно в этот день поездку Шарпея в Москву скорее всего – подчеркиваю, скорее всего – отменят. Все силы будут стянуты к местам предполагаемых покушений. Утечку сделаем такой, что ребята из ФСБ будут располагать достовернейшей информацией о снайпере, который готовит свой выстрел. С учетом твоих возможностей – то есть точный выстрел с расстояния более километра – им понадобится дивизия, чтобы перекрыть все возможные места твоего нахождения.
– То есть я в этом деле нужен тебе для ложного следа?
– Считай, что так! Они все равно свяжут твое исчезновение, а также твою, так сказать, профессию с информацией о готовящемся покушении. Они уже вычислили, кто ты есть, и пойдут по твоему следу – на выстрел. А мы их не разочаруем! Будем готовить твой выстрел!
– Ты думаешь, они нам поверят?
– Надо сделать так, чтобы поверили. В ФСБ еще остались профессионалы, и весь вопрос в том, насколько достоверной будет утечка. А она будет абсолютно достоверной, то есть, попросту говоря, она будет правдой. А правду, как известно, подделать нельзя. На то она и правда. Мы действительно всерьез начнем готовить атаку в Москве. Реальную атаку! – Игнатов хищно осклабился. – Не-ет, сынок! Даже не сомневайся! Пойдут они на выстрел, непременно пойдут!
– Папа Дима! Ты действительно веришь в то, что твои разоблачения что-то изменят? Ну, добьешь ты Шарпея, разденешь перед всей страной. Допустим, даже, что после твоей сатисфакции парламент лишит его от должности и будет суд. Ну, допустим. А что будет с тобой, пока все это будет происходить? Эта забава растянется минимум на полгода. Про себя я уже не спрашиваю...
– Если Шарпею объявят импичмент, а потом посадят, – я буду считать свою задачу выполненной. Тебя же в любом случае буду выводить из-под удара. Ты – моя гарантия. Если они попытаются заткнуть мне рот, тогда заговоришь ты. Подлинники всех документов будут у тебя. А что касается твоей безопасности – есть на нашем шарике одно местечко, куда пока не дотянулись ни американцы, ни наши. Про Гаагский трибунал слыхал?
– Еще бы. Был у меня заказ на одного человека. Милошевич
[14]
его зовут. Но ровно через неделю, как я тот заказ получил, его свои же сербы в этот трибунал и отправили.
Игнатов пристально посмотрел на сына:
– И ты бы это сделал? Ну, если бы его не сдали?
Фомин не отвел глаз, не дрогнул лицом и спокойно ответил:
– Конечно! Я американцам твердо сказал: «Отца в свою новую жизнь не впутываю и по своим не стреляю». Милошевич под эти условия не подходит.
Игнатов минуту помолчал и продолжил:
– Так вот, этот трибунал уже который год ищет нескольких сербских ребят. Преступники они или нет – я не знаю. А вот то, что судить их хотят неправедным судом, знаю точно! Я помогал им скрыться. И помогаю до сих пор. К ним-то я тебя и переправлю...
– Слушай, папа Дима, а как получилось, что они на тебя вышли, как ты получил информацию про Шарпея?
– Мне позвонил мой заказчик. Он крупный российский бизнесмен, который контролирует приличный кусок украинского угля. Я обеспечивал сопровождение его бизнеса.
– Безопасность?
– Не только. Финансовая разведка, сбор информации о конкурентах, спецоперации по продвижению его людей во власть. В общем, по полной программе. И вот он мне вдруг говорит, что его американский партнер, который имеет серьезные финансовые интересы в России, хочет со мной сотрудничать. У него, мол, возникли серьезные проблемы с Кремлем, и их надо разрулить. Предлагает большие деньги...
Саш! – Игнатов взял сына за руку. – Это уже двенадцатая! Я счет веду! – Он показал на сигарету, которую Фомин собрался в очередной раз закурить.
Тот хитро улыбнулся и резонно возразил:
– Кто на что запал! Ты вот, к примеру, уже вторую бутылку допиваешь.
Оба рассмеялись, и Игнатов продолжил:
– Встретились мы. Он представился как Билл Долецки. И без предисловий кладет передо мной твою фотографию – ну, еще времен училища. И спрашивает: «Говорит вам что-нибудь это лицо?» Я чуть с ума не съехал в эту секунду. Понял в мгновение, что жив ты, что очень дорогую плату они с меня хотят попросить за твою жизнь... Короче, рассказал он кое-что о тебе, как ты попал в Лефортово, как оказался в Грузии. Я, правда, не понял, какого хрена ты связался с этим павлином – ну, с их Президентом.
