Для Поппера Витгенштейн тоже был отнюдь не только научным соперником. Он был для него еще и олицетворением той Вены, которая была недосягаема даже для сына почтенного адвоката. Поппер видел в Витгенштейне воплощение имперского города, в котором богатство и знатность внушали уважение и открывали любые двери; особой территории, куда не заглядывала инфляция и где можно было откупиться от нацистов. В глазах Поппера обстоятельства жизни этого человека являли собой полную противоположность его собственным обстоятельствам, которые мешали ему, связывали руки и, наконец, вынудили покинуть родину.
Рингштрассе стала для Поппера и Витгенштейна не только дорогой в аудиторию НЗ, но и демаркационной линией, разделившей их судьбы.
15
Паяльная лампа
Наша цивилизация сможет выжить, только если мы откажемся от привычного почитания великих.
Поппер
Чтобы хорошо обходиться с тем, кто тебя не любит, нужно быть не только добрым, но и очень тактичным.
Витгенштейн
Несмотря на все социальные и культурные различия, у Витгенштейна и Поппера была одна общая черта: когда дело доходило до спора, оба были совершенно невыносимы. Поэтому в аудитории Щ не могло не произойти яростной стычки.
Оба невысокого роста, с полыхающим внутри пламенем, ни Поппер, ни Витгенштейн не были способны на компромисс. Оба были задиристы, агрессивны, нетерпимы и эгоцентричны — хотя Витгенштейн и писал о себе Норману Малкольму: «Я робок и не люблю конфликтов, особенно с людьми, которые мне нравятся».
Тактику спора, к которой прибегал Поппер, хорошо описал Брайан Маги. Поппер не выискивал мелкие изъяны и ошибки — напротив, он старательно укреплял позиции противника, а потом одним ударом сокрушал его главный тезис. Столкнувшись с ним впервые, Маги был потрясен его «интеллектуальной агрессивностью, какой я никогда прежде не видел. Он упорно выводил диалог за рамки приемлемого… На практике это означало давление на людей, подчинение их своей воле. В его энергии и напоре было что-то злое. Эта мощная, неослабная, сфокусированная ярость напоминала мне пламя, рвущееся из паяльной лампы».
Одно из главных открытий Поппера, обогативших современную науку, состояло в том, что подлинно научная теория — та, которую можно опровергнуть; однако применение этого принципа к его собственным идеям Поппера отнюдь не радовало. Говорили даже, что «Открытое общество и его враги» следовало бы переименовать: «Открытое общество глазами его врага». Профессор Джон Уоткинс допускает даже, что Поппер был интеллектуальным убийцей: «Хорошо известны случаи, когда на семинарах кто-то объявлял название доклада: "Что такое X?", а Поппер перебивал: "Вопросы 'что?' принципиально неверны и не имеют права на существование!" В итоге докладчику так и не удавалось продвинуться дальше названия». Одна такая история произошла в 1969 году на семинаре Поппера в Лондонской школе экономики. Аспирант профессора Уоткинса должен был излагать план своей диссертации «о первичных и вторичных качествах». Не успел молодой человек раскрыть рот, как Поппер прервал его и принялся распекать: докладчик совершенно не понимает сути вопроса, у него нет никаких идей, преуспел он разве что в субъективистской психологии и так далее. «Не только у меня сложилось впечатление неоправданной резкости и несправедливости» .
Это впечатление подкрепляют воспоминания писателя и журналиста Бернарда Левина, поклонника Поп-пера, который тоже учился в Лондонской школе экономики: «Однажды на семинаре мой однокурсник высказал свое мнение сбивчиво и бессвязно. Ученый муж насупился и отрезал: "Не понимаю, о чем вы". Мой незадачливый коллега залился краской и попытался сформулировать свою мысль иначе. "А-а, — сказал учитель, — теперь я понимаю, о чем вы говорите, и, по-моему, это полная чушь"». Воспоминания о Поппере изобилуют историями о том, как на университетской лекции или даже на публичном выступлении какой-нибудь безрассудный смельчак, задавая вопрос Попперу, имел несчастье неточно процитировать слова последнего — и Поппер буквально размазывал его по стенке. Когда же бедолага признавал свою ошибку, Поппер расплывался в улыбке: «Ну, теперь мы можем быть друзьями». Согласно Джозефу Агасси, «все его лекции начинались прекрасно, а заканчивались самым прискорбным образом: какой-нибудь дурак ляпал глупость, Поппер набрасывался на него, и атмосфера из задушевной превращалась в совершенно невыносимую».
Как и Витгенштейн, Поппер вынуждал своих студентов ощущать себя никчемными, ни на что не способными. Лорд Дарендорф, социолог и бывший директор Лондонской экономической школы, и, между прочим, немец, вспоминал, что английские студенты переставали посещать лекции Поппера, потому что не привыкли к такому обращению. Между тем Поппер не видел причин щадить достоинство не то что студентов — коллег-преподавателей. Математику Айвору Граттан-Гиннесу доводилось бывать на его лекциях:
«Его поведение казалось мне ужасным, честное слово. Студентов он не поощрял, а, наоборот, приводил в уныние: он знал бесконечно больше, чем мы, и всячески это подчеркивал. Разумеется, от этого мы чувствовали себя еще глупее, чем были на самом деле. Мало того: он унижал коллег прямо у нас на глазах! Там был один очень приятный человек, Джон Уиздом [кузен и тезка кембриджского Уиздома], который интересовался психоанализом. Поппер издевался над ним: "Поглядите-ка, он забавляется фрейдистскими игрушками!" Подумать только, чтобы выдающийся философ так выражался в присутствии студентов!»
Поппер не щадил и публично поносил даже собственных ассистентов. Арне Петерсен, работавший с ним в семидесятые, вспоминает о лекции Поппера в 1985 году на церемонии открытия Венского института имени Людвига Больцмана (лекция транслировалась по телевидению в прямом эфире):
«Поппер пригласил меня, как и других иностранных сотрудников института, присутствовавших на церемонии, поучаствовать в обсуждении его вступительной лекции, посвященной Wahrheitstheorie — теории истины. Случилось так, что мой импровизированный и несколько неуклюже сформулированный вопрос был принят им за вариант одного из положений, которые он опровергал в своем выступлении! И я — что называется, в свете софитов — мгновенно попал под град его уничтожающих аргументов».
Дарендорфа изумляла неутомимость Поппера-спор-щика: «Он ходил взад-вперед и в своей неподражаемой манере, все доказывал, и доказывал, и доказывал. Просто поразительно, до чего он любил спорить — и никогда не уставал от этого!» Если уж Поппер выбирал цель, ничто не могло сбить его с пути, и сострадания он не ведал. В послании к Маргарет Тэтчер, выражая сочувствие по поводу ее вынужденной отставки с поста премьер-министра, Поппер все-таки не удержался от заявления, что во многом не согласен с ее политикой в области образования. (Письмо, правда, так и не было отправлено.)
Чтобы Поппер сдался или уступил — об этом и речи быть не могло. Философ Дороти Эммет испытала это на себе в первую же из их многочисленных встреч. Поппер приехал в Манчестер на собрание Аристотелевского общества, и она пригласила его на ночлег, еще не догадываясь, чем это ей грозит. Было это вскоре после его возвращения из Новой Зеландии и выхода в свет «Открытого общества». В этой книге Поппер не только обвинил Платона в том, что тот посеял семена тоталитаризма, но и заявил, что преподавать студентам платоновское «Государство» — значит растить «маленьких фашистов». Дороти Эммет написала статью в защиту Платона, где отметила, что изучала труды Платона в студенческие годы и считает, что чтение Платона воспитывает дух открытости и непредвзятости.
