Книга Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами, страница 43. Автор книги Дэвид Эдмондс, Джон Айдиноу

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами»

Cтраница 43

Норман Малкольм вспоминает случай, как в 1939 году Дж. Э. Мур прочел в Клубе моральных наук доклад, в котором пытался доказать, что человек может знать наверняка, что он испытываег то или иное ощущение — например, боль. Витгенштейн категорически возражал против такой точки зрения, полагая, что это не столько даже невозможно, сколько бессмысленно. Его не было в тот вечер в Клубе моральных наук, но, узнав о докладе Мура, он, по словам Малкольма, «встал на дыбы». Он пришел к Муру домой, Мур снова прочитал свой доклад в присутствии Малкольма, фон Вригта и других. «Витгенштейн сразу же набросился на него. Я никогда раньше не видел, чтобы во время дискуссии Витгенштейн был так возбужден. Он буквально горел и говорил быстро и убедительно». Его речь не просто впечатляла — она «устрашала».

Позже Малкольму пришлось на себе испытать эту устрашающую силу. Это было в 1949 году в Корнелле, куда Витгенштейн приехал его навестить. Там же гостил и О. К. Боувсма, который увидел Витгенштейна впервые и нашел его «привлекательным человеком, дружелюбным и легким в общении». Однако через пару дней разгорелась дискуссия, и он увидел Витгенштейна с другой стороны: «Его напор и нетерпимость могли напугать кого угодно; был отучай, когда Норман запутался в объяснении, но продолжал говорить… и Витгенштейн просто рассвирепел».

Порой ярость Витгенштейна выходила за пределы интеллектуальной жестокости, и тогда он в гневе потрясал, например, палкой — или кочергой. В 1937 году, в очередной раз приехав в Норвегию, он был озадачен переменой в отношении к нему соседки, Анны Ребни. Эта «пожилая суровая норвежская крестьянка», как описывал ее Рэй Монк, прежде относилась к Витгенштейну с большой теплотой и вдруг сделалась холодной и недоступной. В конце концов он решил выяснить отношения и, по его собственным словам, услышал такое, чего никак не мог предположить: Анна сказала, что он угрожал ей тростью! Но, как разъяснял далее Витгенштейн, это была его «привычка: когда мне кто-то очень нравится и у нас хорошие отношения, то я в игривом настроении грожу кулаком или палкой — это как если бы я похлопал этого человека по спине. Это своего рода ласка». («…mil der Faust Oder dem Stock zu drohen. Es ist eineArt der Liebkosung»)

По свидетельствам тех, кого Витгенштейн учил в начальной школе, он мог без лишних раздумий дать ученику подзатыльник или затрещину, иногда до крови. В своих «исповедях» в тридцатые годы он признавался, что ударил по голове девочку. Но вернемся в комнату НЗ и дадим слово еще одному очевидцу, наблюдавшему манипуляции Витгенштейна с кочергой. Это Ноэль Ан-нан, впоследствии ставший ректором Кингз-колледжа и членом палаты лордов. Историк Аннан пришел на заседание Клуба моральных наук за компанию с приглашенным докладчиком Джоном Остином — представителем лингвистической философии из Оксфорда, с которым они познакомились в войну, в штабе генерала Эйзенхауэра.

«В какой-то момент Ричард Брейтуэйт что-то сказал,и я заметил, как Витгенштейн потянулся к камину, схватил кочергу и крепко сжал ее в руке. "БРЕЙТУЭЙТ, ВЫ НЕ ПРАВЫ", — произнес он, и зал словно наэлектризовало. Он не угрожал Брейтуэйту, но я запомнил этот случай по ассоциации с другой, знаменитой историей про Витгенштейна и кочергу.. В те дни, когда топили углем, кочерга была в каждом доме. Так что это было совершенно естественно — хватать ее и манипулировать ею, срывая таким образом злобу».

Для Витгенштейна — да, пожалуй, естественно.

Фридрих фон Хайек, которого в начале сороковых годов Брейтуэйт привел на собрание Клуба моральных наук, тоже хорошо запомнил это зрелище — Витгенштейн с кочергой:

"Внезапно Витгенштейн вскочил, с кочергой в руках, и в величайшем негодовании принялся доказывать, что "дело" совершенно простое и очевидное. Наблюдать, как рассвирепевший человек посреди комнаты неистово размахивает кочергой, было страшно, хотелось забиться подальше в угол. Мне, честное слово, показалось в тот миг, что он помешался".

Еще одно свидетельство того, что Витгенштейн был способен ударить, мы находим в его собственных записях:

«Порой, приходя в ярость, я колочу по земле или по дереву тростью или тем, что попадется под руку. Конечно же, я не думаю, что земля в чем-то виновата, и не надеюсь, что мне полегчает. Я просто даю выход гневу. Таковы все ритуалы… Здесь важно сходство с актом наказания — но это не более чем сходство».

Для Витгенштейна — «не более чем сходство» с актом наказания; ну, а для тех, кому он грозил? Поппер в UnendedQuest вроде бы шутливо, посмеиваясь, вспоминает, как Витгенштейн размахивал кочергой. Да и другим свидетелям явно не хочется обвинять великого философа в склонности к насилию. Но факт остается фактом: Поппер в своем рассказе употребляет слово «угрожать» («Не угрожать приглашенным докладчикам кочергой».) «Угрожать приглашенным докладчикам» — эти три слова хорошо запомнили все очевидцы, тут никаких расхождений нет. То, что Поппер выбрал именно такой пример, и то, что он инстинктивно выбрал слово «угрожать» — все это недвусмысленно показывает, как он чувствовал себя в тот момент. Спор явно вышел за академические рамки и превратился в личную схватку. Кочерга была вполне реальной. Столь же реальной, похоже, виделась Попперу и угроза.

17
Траектории успеха

В нем была гордыня Люцифера.

Рассел о Витгенштейне

Я думаю, успех — большей частью дело случая. У него мало общего с достоинствами; во всех областях жизни есть великое множество достойнейших людей, которые так и не добились успеха.

Поппер

О ком думал Поппер, когда в семидесятые годы писал эти слова?

Если можно выделить главное различие между судьбами Витгенштейна и Поппера, то это как раз траектория их карьеры. И в этом — еще один ключ к разгадке конфликта в комнате НЗ и к ответу на вопрос, не представил ли Поппер этот конфликт в ложном свете. Витгенштейн, несмотря на все свои странности, из-за которых с ним так трудно было работать, всегда находил в Кембридже источник поддержки, в то время как Поппер много лет был в академическом мире аутсайдером. Самые плодотворные годы жизни он провел в тени Витгенштейна, и это было для него большим несчастьем.

Отношения Витгенштейна с университетским истеблишментом можно охарактеризовать как «любовь-ненависть»: Кембридж был во власти его чар, сам же он с трудом выносил этот древний университет, но до самой смерти возвращался в него снова и снова.

Буквально с того самого момента, как он в 1911 году без предупреждения явился к Бертрану Расселу в Трини-ти-колледж, его исключительная одаренность ни у кого не вызывала сомнений. Интеллектуальная кембриджская элита была от него без ума. В 1912 году, несмотря на протесты Рассела, Витгенштейн принял приглашение в братство «Апостолы», предназначенное, по словам социалистки Беатрис Уэбб, «для тех, кто стремился к изысканному общению в узком кругу избранных». Рассел предвидел, какое отвращение вызовет у Витгенштейна подобный стиль отношений. Среди «апостолов» в то время задавал тон Блумсберийский кружок с его гомосексуальной эстетикой — Мейнард Кейнс, Литтон Стрейчи, Руперт Брук. Рассела «апостолы» обвиняли в том, что он прячет от них австрийского красавца и гения. Витгенштейна же, как и предсказывал Рассел, оттолкнул манерный и самодовольный тон собраний «апостолов». Он покинул этот кружок, но, вопреки всем традициям — и это многое говорит о его популярности, — был снова избран его членом, когда в 1929 году вернулся в Кембридж из Вены. Кейнс устроил обед в его честь; одним из почетных гостей был Энтони Блант.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация